согласованию с ним.

На самом деле, это очень отдаленно похоже на правду. Если мощь старика Хоттабыча таилась в сказочной бороде, то вся сила Березовского была сосредоточена в двух, вполне осязаемых персонажах: Татьяне Дьяченко и Валентине Юмашеве.

Доступа к царственному телу у него самого не было никогда, а значит, он не имел никакой возможности влиять на ситуацию впрямую, только при посредстве «Семьи».

Бывший премьер-министр Сергей Кириенко – человек, прямо скажем, осведомленный – вспоминал позднее:

«Насколько я знаю, прямого влияния на президента Березовский не имел. Как-то я встречался с Ельциным, и именно в это время к президенту был вызван Березовский. По разговору между ними я понял, что они не виделись и не общались много месяцев. То есть Борис Абрамович пользовался другими каналами».

И вот здесь – волей-неволей – возникает главный, ключевой вопрос: а кто, собственно, в этой конструкции играл роли ведомого и ведущего? Кем определялись правила игры?

Не понаслышке зная, что творилось тогда в Кремле, с высокой долей вероятности могу сказать, что этим «кем-то» был явно не Березовский. Ни у Дьяченко, ни у Юмашева не имелось ни малейших резонов превращаться в послушных марионеток. Давным-давно прошли те времена, когда они делали лишь первые, неуверенные шаги во власти и были счастливы любому жалкому подношению, вроде автомашины «Нива» с велюровым салоном.

В описываемый период это были уже вполне созревшие, самостоятельные, даже заматеревшие игроки, усвоившие главный принцип политики: не складывать все яйца в одну корзину.

С одинаковой теплотой Дьяченко и Юмашев общались с другими олигархами: с Потаниным, Ходорковским, Гусинским, даже со столь ненавистным для Березовского Чубайсом. При этом из всего многообразия отечественного бизнеса Борис Абрамович представлял собой явно не самую привлекательную фигуру; его скандальность, тяга к самопиару и фрондерству, давно уже набили оскомину; дружба с Березовским была сродни прогулке по минному полю.

При первой же возможности и Дьяченко, и Юмашев с радостью готовы были бы заменить его какой-то иной, более спокойной, безопасной фигурой. Именно тогда и зажглась на небосклоне звезда нового кремлевского фаворита – Романа Абрамовича.

Поначалу, впрочем, это была лишь маленькая звездочка, меркнущая на фоне сияния его старшего товарища и партнера. Но, чем больше времени проходило со дня президентских выборов, тем сильнее она разгоралась.

Березовского подвела – как это ни парадоксально прозвучит – излишняя доверчивость и сентиментальность. Он слишком понадеялся на свои силы, отмерив себе три жизни.

Борис Абрамович совершенно искренне считал Абрамовича своей уменьшенной копией; только двадцатью годами моложе. В младшем партнере видел он продолжение себя, чему немало даже умилялся.

Они и вправду многим были похожи. К поставленным целям оба коммерсанта готовы были идти, не считаясь в средствах и методах; у обоих одинаково превосходно были развиты и головной, и спинной мозг. Но в то же время лежала между ними огромная зияющая пропасть.

Да, каждый из этих людей без зазрения совести готов был поджечь храм Артемиды; только Березовский, по примеру Герострата, дабы обрести бессмертную славу; а Абрамович – чтоб получить страховку или подряд на восстановительные работы.

Не в пример старшему другу, Абрамович совершенно был лишен нездорового тщеславия; точнее, не так – его тщеславие выражалось совсем в другом. Абрамович очень хотел стать богатым.

Если бы перед ними обоими стояла дилемма – миллиард долларов или кресло в Кремле, – ни минуты не колеблясь, Абрамович выбрал бы миллиард. А Березовский – кресло.

В этом и заключалось их отличие в стратегических подходах и взглядах на жизнь. Один верил, что истинная сила – это власть, другой – что деньги; будут деньги – все остальное приложится.

Продолжая уже как-то использованную мной аналогию с модельным рядом «АвтоВАЗа», можно сказать, что Абрамович по сравнению с Березовским представлял собой машину совершенно нового поколения.

Если Борис Абрамович был «копейкой», то Роман Аркадьевич – уже «шестеркой». Причем, как в прямом, так и в переносном смысле.

Поначалу, когда скромный юноша из холодной Ухты, только-только приближался еще к кремлевскому холму, он согласен был терпеть любые унижения, лишь бы закрепиться на этой высоте окончательно.

Первые несколько лет Березовский просто нарадоваться не мог на своего подмастерья: тот беспрекословно выполнял любые команды и приказания старшего товарища, ни словом, ни взглядом не позволяя себе выказать даже малейшего своенравия.

Практически все, кто видели его тогда, единодушно сходятся во мнении, что Абрамович выполнял при Березовском роль верного оруженосца, вроде Санчо Пансо. Он одновременно был денщиком, порученцем, личным секретарем, младшим братом и заботливой матерью.

«Помню я этого Ромку, – говорил мне, например, заместитель гендиректора „АвтоВАЗа“ Александр Зибарев, – бегал вокруг Бори, как сопля».

«Скромный, застенчивый, в каком-то затрапезном свитерочке, – таким запомнил его руководитель ЧОП „Атолл“ Сергей Соколов. – Слушался Березовского во всем. Выполнял любые, даже самые мелкие поручения: подай, принеси. Поэтому Боря его и тянул».

При всем том Борис Абрамович, со свойственным ему высокомерием, в манерах никогда особо не стеснялся; с Романом Аркадьевичем обращался он без всяческих церемоний.

Когда вице-премьер Немцов впервые столкнулся с ним на даче у Березовского, он решил, что это повар. Абрамович безмолвно жарил на улице шашлыки и подавал их гостям; с собой за стол его демонстративно не звали.

Другой посетитель Березовского, познакомившийся с будущим чукотским губернатором при аналогичных обстоятельствах (не называю имени этого олигарха в обмен на откровенность), вообще, принял его за дворецкого.

«Всякий раз, приезжая к Боре на дачу, – описывает он увиденное, – я встречал Абрамовича сидящим в прихожей. Лишь изредка он заходил в столовую, где кипела жизнь, шли постоянные переговоры, но Березовский повелительным жестом отсылал его обратно. Зачастую ночевал Рома здесь же, на диванчике в гостиной».

«Он был носильщиком „кэша“, – вспоминает миллиардер Шалва Чигиринский. – В 1995 году мы с Березовским полетели во Францию, и весь полет Абрамович просидел за перегородкой; он приходил только для того, чтобы подлить вина… Как сейчас вижу: мы идем по аэропорту, а Рома семенит сзади, держа сумку с деньгами. Причем Березовский его прямо там, в аэропорту, едва не забыл и опомнился, только уже садясь в машину: а где сумка? То есть он вспомнил не про Рому, а исключительно про деньги».

Подобное раболепие Березовскому жутко нравилось. Если же учесть, что Абрамович обладал еще и целым рядом очевидных достоинств – умом, сообразительностью, цепкостью, исполнительностью – чувства, которые испытывал Борис Абрамович к нему, становятся окончательно понятны; о таком человеке подле себя можно только мечтать.

Доверял он тогда Абрамовичу практически безгранично; и в личной жизни, и в бизнесе. Для Березовского, с его патологической неорганизованностью и разбросанностью, это было очень удобно. Абрамович вел все текущие дела, занимался бухгалтерией, проводил переговоры. Словом, был завхозом, главбухом и исполнительным директором в одном лице.

Один из топ-менеджеров команды Березовского рассказывал мне, как в середине 1990-х его принимали на службу. Когда речь зашла о финансово-бытовых условиях, Борис Абрамович даже не стал вникать в частности. «У меня есть мальчик по имени Рома, – отмахнулся он, – позвони ему. Он все вопросы с тобой закроет».

О том, что Абрамович может как-то обмануть его, обсчитать, Березовский и помыслить тогда не мог; даже не столько по причине великой любви, сколько, потому что знал – никуда тот не денется. Роман Аркадьевич был слишком рационален и прагматичен, чтобы не понимать последствий такого вероломства; шаг вправо, шаг влево – конвой стреляет без предупреждения.