интересам.

Но пока этого не случилось, Борис Абрамович будет делать все, лишь бы, как можно сильнее насолить ненавистному кремлевскому режиму.

– На что вы сегодня надеетесь? – спросил его в интервью пару лет назад Андрей Караулов.

– Я рассчитываю на то, что власть, и более того, я все время это подталкиваю, подталкиваю власть, чтобы она сорвалась с цепи, потому что чем быстрее завершится цикл этой власти, тем будет лучше для России… Я подталкиваю власть к экстремизму, к тому, к чему она идет логично, но медленно. А я хочу, чтобы она прошла этот путь быстро.

– То есть пусть они идут вразнос и страна вместе с ними?

– Абсолютно верно. Страна и так вразнос пошла. Вы что, не понимаете, то, что происходит сегодня в России, это микромодель Советского Союза. Чем он закончил, совершенно понятно. Советский Союз развалился. Безусловно, Путин, его режим подталкивает Россию к развалу. Но я считаю, чем скорее это произойдет, тем менее болезненно это будет для России. Мы не можем потерять еще 50 лет. Чем быстрее все развалится, тем быстрее начнется обновление.

По-моему, это уже даже не лечится…

С удивлением узнал, что ко всем прочим своим достоинствам Борис Абрамович еще и поэт; сравнительно недавно маргинальная газета «Лимонка» опубликовала небольшую подборку его стихотворений.

О качестве вирш говорить не буду, пусть занимаются этим профессиональные критики. Речь – о другом; все творения новоявленного поэта оказались на удивление тоскливы и безрадостны.

Ну вот, например:

Если это и декадентская поза, столь любимая им мученическая рисовка – то на сей раз весьма и весьма правдоподобная.

Ничего так, как было, действительно, не будет, и кроме ветра и дождя – некому больше прикрыть отход одиночки.

Березовский и вправду был одиночкой всегда, но под старость это стало чувствоваться особенно явственно.

За годы, проведенные вдали от родины, Березовский успел растерять практически все свое окружение.

Нет больше незаменимого Бадри Патаркацишвили, не выдержал, устал оставаться вечным заложником чужих политических амбиций и закидонов.

Уехал в Москву любимый помощник Демьян Кудрявцев, под чьим влиянием и начал, собственно, пописывать он стихи, постоянной нервотрепке и шпиономании предпочел сытое место гендиректора «Коммерсанта», переприсягнув новым хозяевам.

Навсегда рассорился с Русланом Фомичевым, из младшего финансового партнера собственными руками превратил его в ответчика по судебному иску.

Порваны все связи с Петром Авеном, с которым знаком был ровно три десятка лет, бывший приятель и наперсник не смог простить ему суда против своего партнера Михаила Фридмана.

Скандалом завершилась многолетняя дружба с Виталием Третьяковым, редактором «Независимой газеты».

Даже верный пес Литвиненко и тот умер для него задолго до посещения бара «Миллениум», они расстались еще годом раньше – чекист-расстрига впрямую обвинил Березовского в жадности и бессердечности.

(В беседе с английским агентом Жарко – она тоже есть в нашем аудио-приложении – Литвиненко в сердцах рассказывал, как его «опускали до уровня бл. дей':

«Уже как бы срезали до того, что просто п. ц, смешно, понимаешь!.. Меньше, чем у водителя автобуса… И я говорю: слушайте, ну, может быть, вообще, это закончим?.. Он аж обрадовался, ну, думает, сейчас сэкономит там чуть-чуть… Понимаешь, как он вообще, по отношению со мной поступил!.. Но зато я ушел с поднятой головой…»)

Кто же остался теперь рядом с ним? Горстка прислуги? Постылая жена? Да те, кого сам превратил он в заложников, навсегда отрезав пути к отступлению: чеченский бандит Ахмед Закаев, вечный «Фунт» Юлий Дубов, тихий пьяница Николай Глушков, обладающий вдобавок – скажем, обтекаемо – своеобразной ориентацией?

(Именно по этой причине они никогда не были близки с Глушковым, хотя Николай Алексеевич и скрывал всячески свою «нетипичность», мучался страшно. Однажды пытался даже покончить самоубийством, наглотался таблеток – еле-еле успели откачать.)

Ну, и, пожалуй, еще дети с внуками, у Бориса Абрамовича их образовалась уже целая династия.

У профессионального математика Березовского даже семейная жизнь выглядит, как арифметическая задача. Три жены, каждая из которых моложе предшественницы ровно на 10 лет, и от каждой – ровно по двое детей.

Младшие – 11-летняя Арина и 9-летний Глеб – живут в Англии вместе с ним. Средние – 15-летняя Настя и 18-летний Артем – остались с предыдущей его женой Галиной и основное время проводят то во Франции, то в Швейцарии. Старшие дочери – Катя и Лиза – давно уже сами стали матерями и подарили Березовскому шестеро внуков – опять-таки – ровно по три единицы каждая.

О средних и младших детях рассказывать пока нечего, они еще слишком малы. А вот Катя и Лиза – барышни весьма примечательные. Несмотря на сравнительно небольшую разницу в возрасте (Лизе – 36, Кате – 34), дочери Березовского совершенно не похожи друг на друга, хотя обе окончили одну и ту же английскую спецшколу № 4 (кстати, ту самую, где постигал когда-то азы науки их отец) и Кембриджский университет. (Лиза училась по специальности «классика» – искусство, литература, философия; Катя – на факультете экономики).

Сейчас невозможно уже представить, что старшая, Лиза, в детстве была отличницей и даже вышла из школы с серебряной медалью (подвело обществоведение).

Елизавета Березовская широко известна в богемных кругах как художница-авангардистка и совершенно безбашенная участница модерново-кислотных тусовок.

Круг ее общения составляют непризнанные гении, сумасшедшие музыканты и прочие эпатажные представители так называемой альтернативной культуры – подобные, например, трансвеститу Владу Мамышеву, выдающему себя за Мэрилин Монро. (Широко известна история, когда оставленный сторожить роскошную 300-метровую квартиру Лизы в Скатертном переулке, а также присматривать за ее собачкой, Мамышев-Монро, то ли спьяну, то ли под кайфом, спалил все это великолепие дотла; вместе с несчастной Жучкой.)

Лиза часто выставляется в столичных залах. Творить предпочитает она в жанре инсталляции. Однажды ее работу – сотканный из роз ковер – экспонировали даже в Третьяковке, в рамках выставки «Искусство женского рода», объединившей лучшие дамские творения последней половины тысячелетия.

В другой раз, в L-Галерее публике была представлена ее масштабная работа «Путешествие». Одно из светских изданий так описывало эту экспозицию:

«„Путешествие“ заключается в том, что сперва вы попадаете в темный отсек, где молочно-лунным светом сияет хитроумно подсвеченный слепок Венеры Милосской. Потом оказываетесь в следующем пространстве, где царит полная тьма и звучит музыка Генделя. И, наконец, третий отсек – там теплым светом мерцает большая круглая ваза, наполненная гранатами».

Впрочем, эстетствующей публике больше всего запомнилась тогда не Венера Милосская с Генделем, а своеобразная обстановка, царящая на показе. В день открытия, трансвестит Монро напился так, что рухнул прямо посреди зала. А другой близкий приятель художницы – питерский неформал Сергей Бугаев, он же Африка, – предпочел демонстративно облегчиться.

Разумеется, сам Березовский к творчеству дочери относится без особого энтузиазма; воспитанный в духе передвижников, он откровенно не понимает всех этих новомодных выкрутасов. Правда, когда после