комната была наполнена экзотическими восточными вещами: соломенными циновками, небольшими вазами, огромные удобные кресла были застелены нежно-голубыми покрывалами. Это оказалась не просто квартира, а рай, зеленый сад, над которым плыли по светло-голубому летнему небу причудливые облака.
– Ах, Бэн, это восхитительно, – глаза Кэт округлились от удивления и восторга, когда она осматривалась по сторонам.
– Тебе нравится? – невинным голосом спросил Бэн, и оба рассмеялись.
– Я в восторге. Как тебе удалось собрать все это у себя? Неужели ты привез все это из Лондона?
– Кое-что привез, кое-что наспех собрал здесь. – Но по всему было видно, что вещи собраны не наспех. Все было замечательно.
– Сливки или сахар?
– Спасибо, ни то, ни другое. Черный.
– Так вот почему ты такая худая. – Бэн оценивающе оглядел ее хрупкую, изящную, как у балерины фигуру, а Кэт опустилась в одно из голубых кресел.
Бэн вернулся через несколько минут с чашками дымящего кофе, тарелкой с сыром и фруктами.
Было 1-30 ночи, когда Кэт в панике устремилась вниз по лестнице к ожидавшей ее машине. Что скажет отец? Девушка стала молить Бога, чтобы родителей не оказалось дома, или, чтобы они уже спали. Молитвы, наверное, были услышаны. Никто не ждал ее в гостиной, и Кэт, потихоньку пробираясь по полуосвещенной лестнице, почувствовала себя виноватой, а потом подумала: «А почему?» Она позволила себе просто выпить чашку кофе с одним из своих коллег. Почему это считается неприличным?
Уже вечерело, когда Ретт подъехал к клубу, где не был, пожалуй, со времени приезда Скарлетт. Как быстро идет время. Кажется, это было совсем недавно. Чем она, интересно сейчас занимается? Наверное, как всегда, ездила с Кэтти по магазинам, а теперь раздумывает, куда бы отправиться вечером…
Впервые за долгие годы разлуки с семьей Ретт был вполне доволен своей жизнью. Все недоразумения, к счастью, остались позади. Скарлетт счастлива, во всяком случае, так ему кажется. Дочь – умница. Ретт ласково усмехнулся, вспоминая свою прелестную Кэтти. Нежная, доверчивая девочка, он постарается, чтобы у нее и дальше все было хорошо.
Ретт прошел мимо знакомого швейцара, приветствуя его поднятой рукой.
– Добрый вечер, мистер Батлер. Давно вы у нас не были.
– Дела, Джим. Мистер Морланд уже здесь?
– Да, мистер Батлер. Он, как всегда, в зеленом кабинете. Ждет вас.
– О-кей, Джим, спасибо.
Барт сидел в кресле и просматривал захваченный с собой вечерний выпуск своей газеты, которую как раз сейчас разбирают разносчики, и она с минуты на минуту появится на городских улицах.
– Привет, Барт. Что-то новенькое раскопали? О чем пишут твои газетчики? – Ретт подошел к другу, заглядывая через плечо на газетную полосу.
– Есть кое-что. Привет! Что будем заказывать? Барт отложил газету и, откинувшись в кресле, вытянул вперед свои длинные ноги.
– Что-нибудь полегче. Я ненадолго. Поедешь со мной к нам?
– В следующий раз. Сегодня занят…
– Ну, конечно, – Ретт рассмеялся, хлопнул друга по плечу. – Я и забыл, что у старых холостяков никогда не бывает свободного времени по вечерам… Тем более у таких, как ты… Богат, красив… – Он оглядел Джона и громко засмеялся, заметив смущение друга. Джон Морланд и в самом деле был очень привлекательным мужчиной. Высокий, длинноногий, как говорила Кэтти, «самый длинноногий мужчина, которых она когда-либо встречала в своей жизни». Облик Джона Морланда дополняла роскошная грива седых волос над мужественным лицом с ясными голубыми глазами.
Удивительно было, как он сумел со своим покладистым и спокойным характером так удачно вписаться в жесткий мир бизнеса и остаться в нем после того, как много лет назад Ретт ввел его туда. С тех пор Джон Морланд очень крепко стоял на ногах и сумел сделать себе имя в газетном мире.
Ретт умел ладить с людьми, везде у него были знакомые, приятели, люди, которые считали себя его друзьями, но не он сам. Он был очень разборчив в выборе друзей и за всю свою жизнь имел их не так уж и много. Джон Морланд, Барт, как они его называли между собой, был одним из этих немногих друзей Ретта. Самое главное, он доверял ему. А это с Реттом бывало не так уж и часто.
– У тебя есть какие-нибудь сведения о том, что там в Лидвилле с этой забастовкой?
– Ты имеешь в виду китайцев?
– Да. Я на днях еду туда. Генри Шмидт волнуется, приехал за мной.
– Остерегись, Ретт. Я получил сведения, что твой компаньон собирается использовать против рабочих ополченческие войска. Газеты пока об этом не сообщали, но у меня есть такие сведения. Это может стать крупной ошибкой.
– Меня это тоже волнует. Я бы не хотел действовать таким образом, но Генри я доверяю. Значит, у него нет другого выхода, а впрочем, приеду, разберусь…
Вдруг Ретта как будто взорвало изнутри. Он резко встал с дивана, прошелся по комнате, засунув руки глубоко в карманы брюк, подошел к окну, из которого открывался чудесный вид на покрытые первой нежной зеленью деревья Центрального парка. Джон молчал, следя за ним спокойным сочувствующим взглядом добрых голубых глаз. Оба молчали. Наконец Ретт повернулся к Джону и отрывисто засмеялся.
– И ты представляешь, Барт, Скарлетт сердится, настаивает, чтобы я ее ввел в дело. Неужели ей не хватило Баллихары?
– Придумай ей какое-нибудь другое занятие. А впрочем, она и сама найдет, ты только разреши. Ведь у
