Ретт усмехнулся: – Да, с твоим мужем это трудно сделать. Прости, девочка, я не хочу обижать тебя. Билл – это твой выбор, и я не вправе осуждать его.

– Ты не обижаешь меня, папа. Я сама это вижу. Но я не о нем. Как мама? Ты что-нибудь знаешь о ней? – Кэт выжидательно смотрела на отца. Она простила мать, простила сразу, как вышла замуж и кое-что поняла в жизни. Когда они встретились, тогда в первый раз, сначала обе чувствовали себя неловко, но потом все стало по-прежнему. Они и плакали, и смеялись, и разговаривали, но ни разу не вспоминали о Бене.

Скарлетт с удовольствием возилась с внуком и даже заплакала, когда расставалась с ним, но часто приезжать не могла: Билл становился раздражительным и недовольно выговаривал Кэт за ее непринципиальность и слабохарактерность. Он имел в виду то, что она, как ему казалось, с легкостью простила своим родным все свои обиды и разрушенную жизнь.

– Да, да, мама. Где она? – Ретт снова усмехнулся, но на этот раз как-то растерянно и совсем незлобно.

– Она наезжает сюда. Но чаще бывает в Таре. Здесь у нее квартира, и когда приезжает, большую часть времени проводит у Бо и Джейн, Кстати, она могла выйти замуж, есть человек, который, ты знаешь его, любит ее, – у Ретта едва не вырвалось «тоже любит ее», но он вовремя спохватился. – Но она почему-то отказала.

Кэт, догадавшись, кто этот человек, ничего не сказала, а Ретт, заметив по ее глазам, что она знает, о ком речь, кивнул головой: – Да, это Дэвид Бредбери. Тебе придется с ним работать.

– Он хороший человек, папа…

– Я это знаю.

Наконец они подошли к машине, и, дождавшись, пока носильщик погрузил вещи Кэт, поехали домой к Ретту.

– Сильно все изменилось? – Ретт посмотрел на дочь, заметив, с каким жадным интересом она смотрит из окна машины. Но она только покачала головой.

– Все по-прежнему.

– И вряд ли, когда изменится, – Ретт улыбнулся ей, – я рад, что ты опять здесь.

Ему хотелось, чтобы дочь снова почувствовала себя хорошо и спокойно дома. Слишком долго жила Кэт среди людей, которые не понимали ее и, в первую очередь, муж.

Машина ехала по третьей Авеню в сторону парка. Кэт видела толпы людей, множество автомобилей, суету раннего вечера, когда люди выходили с работы и растекались по городским улицам в направлении дома.

В воздухе чувствовалось оживление, и даже в тишине машины Кэт могла ощутить его.

– Нигде не встретишь ничего подобного. – Ретт гордо оглянулся вокруг, а Кэт кивнула, соглашаясь, и улыбнулась ему.

– Ты совсем не изменился, папа. И по-прежнему в делах?

– В общем-то, да. Хотя все в жизни должно постепенно меняться, как и мы сами.

Кэт не ответила, она притихла в уголке, продолжая внимательно смотреть в окно. Через несколько минут машина обогнула сквер и остановилась у дома, фасад которого был облицован мрамором. А еще через минуту Кэт поднялась по лестнице в дом отца. Очутившись в солнечной гостиной, она оглянулась вокруг и неожиданно почувствовала себя так, словно после долгого отсутствия вернулась домой. В гостиной стояли обтянутые кожей кресла и мягкие диваны, висели картины со сценами охоты, в простенках стояли шкафы, заполненные редкими книгами, на камине было много медных вещиц, со вкусом подобранных и очевидно дорогих сердцу, огромные окна, совсем не защищенные от солнца, впускали потоки света. Не вызывало сомнений, что в доме живет одинокий мужчина, хотя здесь было уютно и спокойно. Кэт сразу обратила на это внимание. Внизу кроме гостиной находилась жилая комната, столовая и библиотека. Вверху две спальни и кабинет Ретта. В доме была и отделанная деревом кухня, за которой располагалась комната прислуги.

Кэт понравилось в доме отца. Она стояла посреди гостиной, вдыхая родные запахи отцовского табака, его одеколона.

– С возвращением, Кэтти! – услышала девушка знакомый голос и, обернувшись, увидела Джона Морланда, появившегося в дверях библиотеки. Все было как во сне. Ее окружали милые родные люди, перед которыми не надо было притворяться, которые понимают ее и любят такую, какая она есть, а не придуманный ими самими образ.

Мужчины остались в гостиной, а Кэт поднялась в комнату, которую отец приготовил к ее приезду. Она вошла туда и остановилась, потрясенная. Как будто она никогда и не уезжала отсюда, и это был их старый дом, где они были так счастливы всей семьей. В комнате стоял тот же самый спальный гарнитур Кэт, та же самая кровать под прозрачным балдахином, инкрустированные столики, кресла, пуфы, везде расставлены те же самые безделушки, которые ей дарил отец и которые она оставила, когда так спешно сбежала из дома.

Кэт прослезилась от нахлынувших воспоминаний. Она присела к столику, как когда-то, и посмотрела на себя в зеркало. Вместо юной беззаботной девушки на нее из того же самого зеркала смотрела молодая дама с прекрасной гривой черных волос и яркими изумрудными глазами на смуглом лице. Она осталась довольна своим отражением, повернулась спиной к зеркалу и сидела так с минуту, оглядывая знакомые и уже позабытые вещи.

Когда она спустилась вниз, Ретт встретил ее внимательным вопрошающим взглядом: «Ты довольна, девочка?» И она так же без слов ответила ему сияющим взглядом: «Спасибо!»

Скоро в дверь позвонили, и дворецкий впустил кого-то в дом. В гостиной появился Нортон. Не обращая внимания на сидящих мужчин, он внимательным оценивающим взглядом посмотрел на девушку.

– Кэт? – Невысокий, крепкий мужчина с яркими голубыми глазами и седыми бакенбардами шел ей навстречу. Он не был красивым или особенно представительным, но внушал уважение.

– Нортон, – мужчина поклонился. – Рад познакомиться с вами после нескольких месяцев обмена телеграммами. – Они пожали друг другу руки, и Нортон улыбнулся Кэт.