– Отвечай же!

Скарлетт, которая все еще была в своих мыслях, растерялась вконец.

– Нет, нет, я действительно хотела просто подойти к тебе, Ретт… Я хотела сказать тебе что-нибудь хорошее, и возможно, услышать что-нибудь приятное от тебя… Я совершенно не хотела подглядывать за тобой… Нет, не хотела… Клянусь тебе, Ретт, честное слово, клянусь всем, чем могу…

Ретт тяжело опустился в глубокое кресло и, взяв на руки своего горностая, изрек:

– Не хотела… – Он произнес эти слова так, будто бы хотел перекривлять свою жену. – Не хотела… Однако, вот, сделала…

Скарлетт непонимающе посмотрела на своего мужа и спросила:

– Что – сделала?.. Послушай, ты сейчас вот разговариваешь со мной таким тоном, будто бы я твой заклятый враг… Что ты делаешь!.. Опомнись, Ретт!.. Ты разрушаешь самое святое, что только у нас с тобой есть!..

Ретт покачал головой и произнес усталым голосом человека, который уличает какого-то своего когда-то близкого, но теперь уже бывшего друга в подлом и бесчестном поступке:

– Ты совершила подлую вещь, Скарлетт… Я никак этого от тебя не ожидал…

Скарлетт тяжело выдохнула из себя воздух.

– Я не понимаю тебя…

– Хотя, вроде бы, понять и не так сложно… Скарлетт, не надо изображать тут из себя оскорбленную невинность – ты и без того прекрасно понимаешь, что я теперь имею в виду…

– Ретт, ты о чем?..

Он ухмыльнулся.

– А все о том же… Ты совершила мерзкий, – да, мерзкий, не побоюсь этого слова, поступок!.. Ты подглядываешь за мной, и я понимаю, почему ты делаешь это… Ты хочешь, чтобы я принадлежал тебе целиком и полностью, чтобы я был твоей собственностью, точно также, как в свое время ты хотела, чтобы твоей собственностью стал этот слюнтяй Эшли!..

«Боже, – подумала Скарлетт, – и почему это он вдруг так некстати приплел сюда Эшли?.. Причем тут этот человек, кости которого давно уже стали прахом?.. Боже, это просто какое-то настоящее помешательство… Боже, подскажи, что мне делать?..»

А Ретт продолжал:

– Ты хочешь, чтобы я, взрослый мужчина, на старости лет превратился в твоего послушного раба?..

Скарлетт, не в силах себя сдержать, резко посмотрела на своего мужа и произнесла:

– А когда-то, лет пятьдесят назад, когда ты клялся мне в вечной любви, ты был готов и не на это… Ты сам говорил, что был бы счастлив всю жизнь выполнять любую мою прихоть, любой мой каприз…

Сказала – и тут же пожалела о сказанном. Ретт понял произнесенное совершенно не так, как хотелось бы того Скарлетт…

Многозначительно улыбнувшись, – мол, так я и знал, – он произнес:

– Ага, дорогая, – слово «дорогая» прозвучало в его устах совершенно издевательски, – ага, вот, ты, наконец-то, и сама договорилась…

– То есть…

Ретт, нехорошо хмыкнув, ответил:

– Сказала, чего ты от меня добиваешься… Притом – не таясь, открытым текстом… Правильно, правильно, так я и знал – ты хочешь, чтобы я стал твоим рабом, твоей вещью… Ты этого хочешь. Скарлетт…

Да, теперь она ни на минуту не сомневалась – Ретт сознательно измывался над ней, находя какое-то садистическое удовольствие в своих бессмысленно-жестоких выражениях – он-то прекрасно понимал, как болезненно реагирует на них Скарлетт…

Она сделала слабую попытку спасти положение, вызвав мужа на откровенную беседу:

– Ретт!.. Но почему ты так жесток со мной?.. Почему, почему?.. Скажи мне, почему мы с тобой не можем найти общего языка, хотя мы и любим друг друга… Ты ведь действительно любишь меня, Ретт, ты… Ретт, скажи мне… ты еще любишь меня?.. – спросила Скарлетт не без внутреннего трепета – подсознательно она очень боялась получить отрицательный ответ…

Да, Скарлетт теперь находилась в таком состоянии, что была готова совершенно ко всему, к любому ответу Ретта, к любому повороту событий.

Однако теперь Ретт промолчал – то ли он не расслышал этого вопроса, то ли сделал вид, что не расслышал…

После небольшой, но выразительной паузы он произнес, но уже более спокойно:

– Скарлетт, еще раз говорю тебе: я – достаточно взрослый человек… Во всяком случае – настолько, чтобы никто меня не контролировал… А тем более – моя жена. Просил бы тебя учесть это.

– Но я…

Ретт неожиданно повысил голос – в последнее время он очень часто срывался на простуженный, сипловатый стариковский фальцет:

– Ты хорошо поняла, что я тебе сказал?.. Или не поняла?..