до пяти километров от реки, проходит лесовозная дорога на Лесетча — место древнего поселения, расположенное в трех километрах от Черной. Я подозреваю, что это и есть то место, где Макензи спрятал лодку и зарыл припасы перед походом к Тихому океану. Буквально его название означает «Где склон движется и сползает».

К вечеру мы со Слимом и Сэком были уже далеко внизу. После Бэцэко форели было уже не так много: в семи приличных водоемах рыба клевала не чаще чем через раз, но по весу была в общем не хуже: крупные тянули в среднем фунта на три.

Алые перистые облака перечеркнули небо, дочиста вымытое куделью высококучевых. Сумрак растекался вверх по оврагам из клякс темноты, скапливавшихся под елями, полз по сосновым террасам, на которых желтолистые осины и белокожие березы горели поминальными кострами по уходящему дню. Мы скользили по темному бархатному покрывалу, усыпанному мерцающими каменьями в финифти серебряных морщинок. И вдруг — стремительный поворот по дуге, река резко сворачивает на юго-запад со своего восточного курса, и мы выкатываемся прямо в багровое закатное небо. Вольное катание почти окончено.

— Когда нас опять шатнет к востоку, до моста останется не больше полутора километров, — объявил я Слиму. — Минут двадцать еще.

Сэдсэк по брюхо в воде выяснял отношения с группой ревущих коров с телятами.

— Налетели на Сэка, — сказал Слим. — Давай возьмем его на борт, а то гоняют его все кому не лень — от волка до коровы. Пусть прокатится. Он заслужил.

Сэдсэк вскарабкался на камень, отряхнулся и шагнул в лодку.

Впереди уже виден был мост. Мы прошли под ним и сразу за мостом причалили к пологому берегу. На берегу пылал костер, а рядом был припаркован наш «пикап».

— Люди, привет! — крикнул я, чтобы нас не приняли за злоумышленников.

— Привет, Билл, Слим, Сэкки, — отозвалась Минни с Форельного озера. — Долго, долго вы что-то!

— Тахоотча, Минни. Ты одна?

— Совсем одна, — засмеялась она.

— А ужин готов? А то мы есть хотим как звери.

— Обед готов. Любите, ребята, жареную лосятину?

— Да, только жарить не надо, давай так.

— Труд невелик. Вот только, может, зря я тушу копченую икру? Речные ракушки у меня давно уже варятся. Еще у меня есть корюшное масло, свежее.

Речные моллюски в среднем имеют сантиметров десять в длину, но Минни отобрала самых нежных. По поводу корюшного масла. Макензи пишет, что вареная рыбья икра была бы «не отвратительна», если бы к ней «не подмешивали вонючее масло». Я же был поражен, что Минни ухитрилась достать корюшное масло в сентябре, и притом свежее. Памятуя, что с поваром не спорят, я просто сказал: «Идет», — и предоставил ей самой выбирать из ларя с провизией все, что она сочтет нужным включить в меню. Изголодавшиеся Слим и Сэдсэк бросали на нее нетерпеливые взгляды, но Минни не спешила: к банкету она тщательно готовилась и теперь спокойно напевала себе под нос. Сэк порылся среди своих персональных запасов в «пикапе» и притащил мне две банки собачьих консервов. Я их ему открыл, он поел и свернулся на ночь калачиком. За это время он здорово отощал, но наконец проветрился от скунсовой вони. Я предложил всем выпить горячего рому для аппетита, а также в порядке подведения прочного фундамента под ужин.

— Я ром не пью, — усмехнулась Минни. — А вы, ребята, давайте.

Объяснив, что норка сожрала наше масло, я попросил Минни одолжить мне пару унций корюшного масла, чтобы положить в ром.

— Мне без этой гадости! — всполошился Слим.

Пока Минни со смехом объясняла что-то насчет того, что корюшное масло лучше бобрового и медвежьего сала, на мосту выросла фигура всадника на усталой лошади, и послышался стук копыт. Это был Старый Джо. Он подъехал к костру и спешился.

— С гор.

— Ужинать останешься? — спросила Минни. — У нас лосятина, устрицы и масло.

— Надо ехать. Тут мне одна парочка должна пригнать быков, которых я два года не видал. И как только они их изловили! Одичали хуже оленей.

Я подал Джо кружку рома.

— Ром у тебя самый лучший, — сказал он. — Вкус имеет! Что это с псом? Словно сдох.

— Просто устал.

— А, пихни табаку в зубы — и как рукой снимет. Что река?

— Ты правильно сказал, Джо. И плыть хорошо, и форели пропасть.

— Так, пойду лошадь переменю и поеду помогу им бычков загонять.

Устричная уха у Минни была наваристая, а оладьи пышные, как пончики. Затем появилась шипящая сковорода с мясом и лохматыми грибами. Главное — ни грамма рыбы! И наконец, дивный кофе. Нравится мне не спеша тянуть с Минни кофе из кружек. От нее веет миром и покоем словно от горного озера.

— Завтра меня в Назко подвезете? — спросила она.

— Само собой, только сперва наловим немного кикини домой.

— Перетащимся ночевать к озерку; как рассветет, бери сколько хочешь.

Белые все ненормальные — это знает любой индеец. Минни-то будет ловить сетью — может, и меня приобщит.

— Мы удочками хотим ловить.

— Смешные рыбки, — невозмутимо закивала Минни.

— Ты сама «пикап» пригоняла? — спросил я.

— Не-ет, — рассмеялась она, — ребята с фермы приехали с За-Луи. Они пригнали, да и меня подвезли. У Чайни-Фолз девчонок не встретили?

— Сама знаешь, Минни. В здешних краях секреты не держатся.

— Что, маленький край, да, Билл?

Да не очень-то и большой. Каких-то несколько тысяч квадратных километров и на них совсем немного людей. Может, в этом все дело?

— Давно-давно больше народу было, — сказала Минни.