дожидаясь нереста.

На Бэцэко мальмы много. Практически в любом ручье, имеющем выход к Тихому океану, попадется хоть несколько крупных рыб. Многие пренебрегают мальмой, относя ее к жесткомясой рыбе, а ведь в других краях рыболовы-спортсмены считают ее первоклассным трофеем и мясо ее очень ценят. Я с удовольствием потрачу целый день в поисках омута, где прячется мальма, и в попытках поймать ее. На маленьких притоках такие затоны обычно бывают где-нибудь в недоступном месте каньона, даже если их видно прямо с автомагистрали. С ростом рыболовства в наших водах и с учетом того, что ловля более ценных пород ограничена, мальм давно выловили бы всех до единой, если бы их не было так трудно поймать.

Некоторые рыбы, например стальноголовый лосось, на время уходят в океан, где жизнь сравнительно безопаснее, а позже, когда придет пора нереста, возвращаются назад в речную систему. Эти беженцы моря первое время отличаются от коренных речных жителей серебристой окраской. На этом фоне пятна цвета лососины со светло-голубым ореолом едва различимы. В нафаршированном и запеченном виде такая рыба необычайно вкусна. Пожалуй, даже вкуснее своих сестер, выловленных на их настоящей родине — в чистых студеных родниковых ручьях или горных озерках, лежащих на высоте в полтора-два километра.

И Бэцэко, и ее приток Коглистико берут начало к северу от хребта Итча на склонах горы Болдфейс, достигающей 1760 метров в высоту. Неподалеку — берег истока реки Чилкотин, в отдаленном, почти безлюдном краю. «Пикапом» можно доползти до водораздела этих двух бассейнов, а оттуда до Клускуса доехать в фургоне. Дорога начинается в Назко от фактории Пола и какое-то время идет около озера Верши по эскерам, узким извилистым гребням, пропиленным и вылепленным ледниковыми потоками. Иногда они напоминают железнодорожные откосы. Проложенная недавно до верховьев Бэцэко грунтовка для борьбы с лесными пожарами на участке длиной тридцать пять километров идет по старой индейской тропе — от Верши до Бэцэкского плоскогорья. Дорога почти доходит до нижней границы ареала обитания карибу.

Бэцэко богата форелью и мальмой. Я изъездил ее почти всю. У озера Коглистико река медленная и извилистая. Она течет по дну глубокого ущелья почти до слияния с Черной, а затем стремительно падает вниз через очень узкие теснины. По берегам есть плоские луговые участки и много живописных мест для привала. Ниже озера водопадов нет, но немало порогов и завалов бревен. На обеих речках прилежно трудятся бригады бобров, занятых довольно скверным делом — они валят тополя поперек течения. Один охотник, приехавший пострелять гусей на Бэцэко, спускался по реке на моторной лодке и врезался в бревна. Он потерял и лодку, и ружье, и едва не потерял жизнь. Я бы рискнул спускаться по Бэцэко только в резиновой лодке, с которой на такой реке легче управиться. В верхнем своем течении река Коглистико пересекает горный край с лугами и сфагновыми болотами, а дальше вьется по устланному лугами дну глубокого ущелья почти весь остаток пути до озера Коглистико.

Сэдсэк, довольный уютной постелью, вырытой им под елью в куче сухой хвои, одним грустным глазом наблюдал за нашими действиями. Внезапно он встрепенулся, вскочил на ноги и загудел сторожевым лаем, а через мгновение и мы услышали топот копыт и скрип седел.

Верхом на яркоглазых пегих пони появились две девушки из племени назко. На них были шитые бусами куртки из оленьей кожи с бахромой, голубые джинсы, темные ковбойские шляпы и яркие шейные платки. У седел торчали ружья. Сбруя пристегнута пряжками, над задней лукой небольшие вьюки. Снаряжение первоклассное. Словом, кавалеристы при полной походной выкладке, хоть на край света скачи.

— Тахоотча, Бил, Слим, — робко произнесла девушка постарше. — Что делаете это место? («тахоотча», собственно, значит «что у вас нового?», но употребляется как приветствие).

Всадницы проделали трудный путь и вымокли до нитки, но то, что они нагрянули к нам как снег на голову, казалось им такой потехой, что они едва сдерживались, чтобы не прыснуть со смеху.

— Да так, туда-сюда шатаемся, рыбку удим, то да се, — сказал я. — А вы, девочки, дом свой не потеряли?

Сдерживаемый смех вырвался наружу, словно я сказал нечто крайне остроумное.

— Не-ет, — протянули девушки. — Мы, Джо, за бычками гоняемся. Слышим, вы стреляете, переплыли посмотреть.

По пересеченной местности к северу они гонялись за отбившейся от стада Джо скотиной и переправились через Черную примерно в километре ниже по течению от нас. Одна лошадь перемахнула через быструю и порожистую реку как уточка, а другую понесло, и она еле выплыла.

— В краю назко секреты не держатся. Вымокли вы здорово, а купаться в реке сейчас уже холодновато.

Удивительно, что они решились слезть с лошадей: без провожатых индейские девушки в лесу пугливы, как лани. Пока гостьи сушились у костра, я налил им кофе, а Слим расседлал их лошадок. Наш привал приобретал картинный вид: лохматый пес, индейские девушки у костра, куропатки на вертелах, дымящийся кофе, крепкий дух сохнущей сбруи. Пьянящая обстановка. Девушки вытащили ружья из чехлов и принялись чистить. Мы со Слимом перевернули байдарку кверху дном, и я накрыл стол на четыре персоны.

— Шеф докладывает, что ужин будет готов через несколько минут, — сказал Слим.

— Не тяжелое, — сказала старшая, критически осматривая мое ружье. — К седлу подвесить — будет что надо.

— Нам не по деньгам, — сказала вторая.

На постной морде Сэдсэка с втянутыми щеками было написано страдание, но, после того как девушки его приласкали, пес стал поглядывать на меня с омерзительным самодовольством. Сэку почесали за лохматыми ушами, и он был на седьмом небе. Его форель была конфискована, но Слим быстро поймал ему еще пару рыб, а я завернул их в фольгу, зарыл в песок под костром и нагреб сверху углей. Когда рыба была готова, Сэк торопливо с ней расправился и опять помчался к своим новым подругам.

Я соорудил походный обед: куропатки под луковым соусом, бобы, печеный картофель, салат, помидоры, персики и фруктовый кекс. Все ели с жадностью и приговаривали, что я отменный повар, но на их аппетиты мудрено было бы не угодить.

Потом девушки не помыли, а почистили посуду песком, тихо болтая на своем изумительно сложном языке — карьерском, на котором говорят индейцы в бассейне Черной. На юге в язык естественно проникают чилкотинские примеси, а на западе ощущается влияние языка белла-кула, но по-настоящему чистая певучая карьерская речь звучит удивительно красиво. Карьерский налегает на звуки, произносимые со стиснутыми зубами и в нос, и неиндейцу, желающему освоить его, фактически приходится заново учиться говорить. Считается, что этот язык меньше чем за десять лет не выучишь. Мой стаж — двадцать, но пока я правильно выговариваю только одну фразу, с каковой и обращаюсь при случае к настырным собакам индейцев. Она звучит так: слово «хейст», за которым следует причмокивание «ц-ц-ц», что означает: «иди домой, отвяжись».

Смуглостью шелковистых лиц девушки напомнили мне один из женских типов Центральной Европы. В тонких чертах, хрупком стане и прямой осанке угадывалось как бы что-то азиатское, только вот волосы и глаза посветлее. Глаза миндалевидные, явно восточные, а скулы высокие, как у северянок. Изящные, с тонкими концами пальцы. Голоса красиво модулированы, настоящие женские голоса.

— Вам Чарли Кремо не попался? — спросил я. — Он уехал в Чайни-Фолз ныне утром.

Его они не встретили, но видели его след. Они знали обо всем происходящем в лесу. О том, чего они не заметили сами, их оповестил бы «мокасинный телеграф».

— У нас есть для вас лишняя палатка, — предложил я. — Если у вас нет других планов.

Нет, сказали девушки, они пойдут дальше по Бэцэко и завтра будут там искать бычков.

— А еды у вас вдоволь?

По взгляду, которым они обменялись, я понял, что не очень-то.

— Может, возьмете пару форелей к завтраку?

— Вот это здорово, — сказала главная парламентерша. — А то мы было уже собрались в Назко за едой.

Мы помогли нашим гостьям оседлать лошадок и дали им еды на весь следующий день. Ружья у них были, может быть, была и рыболовная снасть. Голубики в лесу пропасть, куропаток уйма. Добывать пропитание они, конечно, умеют.

— За эту парочку можно не волноваться, — сказал Слим после их ухода. — Росли верхом на пони. Зоркие не хуже кошки, а лес знают как свои пять.