подобное. Мы с мамой переглянулись, у нас появилась слабая надежда. Отец не оставил нам большого состояния, и негоже было пренебрегать никакими источниками дохода, как бы малы они ни были. Кредиторы все еще вились вокруг мамы, поэтому мы разделили свои силы: я отправился поездом во Флоренцию, она — в Йоркшир. Через пару дней мы поговорили по телефону и обменялись информацией. Ее новости были прекрасны: стало совершенно ясно, что, хотя Гвен и поправилась, она не вспомнила, что купила «Виллу Бетиус».

— Но кто-нибудь ведь должен был знать об этом? Например, Кич?

— Никоим образом. Гвен относилась к ней так, как любая обеспеченная йоркширская леди относится к своим слугам — в глаза звала «сокровищем», но ложки после нее все-таки пересчитывала.

— И все же тридцать тысяч…

— Капля в океане! А потом, чек мог быть выписан на какую-нибудь захудалую компанию, а не лично на отца. По-моему, Гвен вообще его не заметила… Нет, у мамы были все основания вести себя так, словно вилла принадлежала ей по праву наследования. С тех пор на счет в Дублине регулярно поступала небольшая сумма в качестве арендной платы.

— Это мошенничество! — заявила Лэкси.

— Ну разве что очень мелкое.

— Срок заключения тоже будет небольшим. Вы, наверное, сами до смерти перепугались, когда тетя Гвен умерла.

— Это точно. Мы подумали: в любую минуту махинация вскроется, тогда пиши пропало… Бог мой!

Маленькая, но крепкая рука девушки больно ударила его по ребрам.

— Так вот что заставило тебя искать встречи с «маленькой кузиной»! Вам захотелось выведать что- нибудь в конторе Теккерея! «Маленькая кузина Лэкси» такая дурочка, что и не заметит, как из нее вытягивают информацию.

— Ты, наверное, проткнула мне легкое! — охнул Ломас. — Поначалу я и впрямь так думал. Но скоро понял, что заблуждался.

— Тебе лучше не забывать об этом.

— Тут забудешь, как же!

— Но ты еще ничего не сказал о Понтелли.

— Нет, сказал.

— Разве? Я не слышала…

— Лукавая малышка Лэкси! Ты можешь представить мое изумление, когда я обнаружил поразительный факт — Алессандро Понтелли, доверенное лицо моего отца во Флоренции, оказался давно пропавшим сыном тети Гвен!

— Могу вообразить, что ты пережил!

— Ты дьявольски проницательна! Ну что ж, вот тебе правда. Этот Понтелли, судя по всему, догадывался, что в сделке с виллой не все чисто. Хотя, надо думать, он должен был привыкнуть к подобным вещам, работая на отца. Знаешь, уже при первой встрече что-то меня в нем поразило. Форма подбородка, то, как он двигался… Очень скоро я сообразил, в чем дело. Вообще-то это не приходило мне в голову до тех пор, пока он сам не завел разговор. Он напомнил мне твоего отца. Он был похож на Хьюби!

— А почему он заговорил об этом? — спросила Лэкси.

— Потому что папа, очевидно, тоже заметил сходство! Нужно было хорошо знать отца, чтобы понять, какая эта была для него находка. Он обладал поистине творческим воображением. Мысль о сходстве стала зерном, упавшим на плодородную почву. Мама — очень способная выдумщица, схватывает все на лету, ориентируется в трудных ситуациях, но, когда требуется настоящая изобретательность и видение перспективы, она теряется. Ее ум — это отдельные фотокадры, а папина голова работала как кинокамера.

— Так это была его идея?

— Исключительно его. Мама о ней ничего не знала. Она поставила только на завещание! Папа знал гораздо больше о странностях человеческой натуры и почти угадал, что навязчивая идея, овладевшая Гвен, переживет ее. Но даже и без этой догадки само великолепное бесстыдство его плана воспламенило воображение отца.

— А план состоял в том, чтобы выдать Понтелли за Александра Хьюби?

— Вот именно! Последний год с небольшим своей жизни отец собирал сведения о пропавшем юноше и натаскивал Понтелли в этой роли.

Ломас признался, что теперь уже не может вспомнить, кто — он или сам Понтелли — предложил снова взяться за осуществление этого плана.

— Вероятно, он умело манипулировал мной, но я был не против. Мне казалось, что делаю это из уважения к памяти отца. К тому же было в этом что-то полуреальное-полуфантастическое, как в театре. Предпринимать какие-то попытки, пока тетя Гвен была жива, не имело смысла: а вдруг мама была права и ей все равно достались бы большие деньги? Но в любом случае не мешало быть готовым ко всему.

Я поделился с Понтелли своим опытом лицедейства, вдобавок сообщил ему те семейные и географические подробности, которые мог вспомнить. Он сам был серьезно ранен во время войны, поэтому его шрамы могли лечь в основу прекрасного сценария о героическом подвиге, едва не кончившемся смертью, о длительной потере памяти, о терзавшем его сознании вины. Все это напоминало некую игру. Вообще-то я разделял мамину точку зрения, что деньги так или иначе будут принадлежать ей. Когда в августе Гвен заболела, я был в Италии. Узнав о болезни, сообщил Понтелли, что должен лететь в Англию. Он ничего не ответил, но неделю спустя объявился в Лондоне. В то время я тоже был в Лондоне, а мама изображала сиделку здесь. Я велел Понтелли убираться к чертовой матери во Флоренцию. В это время раздался звонок от мамы — Гвен умерла.

— Твоя мать не знала о Понтелли?

— Нет. Мне показалось, что это даже к лучшему. Отец не посвящал ее в свои планы, поэтому я тоже промолчал. Я помчался сюда, в Йоркшир, на похороны. К тому времени от Понтелли уже невозможно было отделаться. Но я приказал ему остаться в Лидсе, чтобы он не путался под ногами, пока я не пойму, как развиваются события. Потом благодаря старине Теккерею мы узнали о завещании, и внезапно игра стала превращаться в реальность. Я не очень понимал, с чего следовало начинать. И тут меня осенило: неплохо бы заронить в мозгах у всех определенную мысль, и чем скорее, тем лучше. Кроме того, я не мог удержаться от соблазна лицезреть, какой драматический эффект произведет появление Понтелли у могилы. Все, что от него требовалось, — сыграть роль таинственного незнакомца, скорбящего на заднем плане. Кричать над гробом «мама!» было импровизацией безумного итальянца. Но, ей-богу, результат вышел превосходный, правда?

— Там стояли люди, которые были по-настоящему привязаны к старой леди, — тихо произнесла Лэкси.

— Ты, конечно, не из их числа?

— Я — нет, но как насчет остальных? При всех своих недостатках она не заслужила того, чтобы ее смерть превратилась в фарс.

Ломас приподнялся на локте и в неясном свете зари за окном изучающе взглянул на Лэкси.

— Знаешь, твоя неумолимость меня иногда пугает. Ты права. Извини. Разумеется, это неприлично. Но ты должна понимать, что не из-за этого я веду себя так легкомысленно. Комичные нарушения этикета еще никому не причинили вреда. Но вот убийство Понтелли меня просто подкосило. Ведь это из-за меня он оказался здесь. Я чувствую свою вину, а в таком состоянии всегда спасаюсь шутовством.

— Но ты на самом деле не виноват?

— Ты начинаешь сомневаться?

— Что же произошло? — спросила Лэкси безжалостно.

Ломас вздохнул и продолжил свой рассказ:

— Мама пришла в ярость. Когда первый шок прошел, я рассказал ей о папиной затее. Рано или поздно мне пришлось бы сделать это. Самой ей не доводилось встречаться с Понтелли, но имя его она слышала часто. После похорон мама обрушивалась на меня. Я в свою очередь обозлился и сказал, что она тоже вела себя не очень-то умно, судя по тому, каким оказалось завещание. Мать заявила, что нас прежде