визитера. Сделал пару звонков из отельного автомата, но самого его по телефону никто не спрашивал, лишь в минувшую пятницу ему три или четыре раза звонили после обеда, а вечером какой-то человек хотел видеть мистера Понтинга.

Возраст? Трудно сказать. Моложавый: между двадцатью и тридцатью годами или хорошо сохранившийся сорокалетний мужчина. Был тепло одет. Нет, вечер был, пожалуй, не холодный, но чувствовалось, что пойдет дождь. Волосы? Вроде светло-коричневые. Рост — что-то около среднего. Акцент не йоркширский. Пожалуй, южный, а может, чисто шотландский.

Слушать дальше Паско отказался. Появился Сеймур с несколькими наборами отпечатков пальцев. Балдер, который, очевидно, считал, что они должны обыскать карманы убитого и достать оттуда деньги, чтобы оплатить счета за проживание, проявлял нетерпение, и Паско пришлось холодно осведомиться как давно пожарные инспектировали его владения и когда полиция в Последний раз делала проверку его регистрационных книг.

Когда на обратном пути они пересекли границу Лидса и въехали на территорию Среднего Йоркшира, Паско охватило непривычное чувство возвращения домой.

«Господи, да никак я старею? — поразился он. — Скоро начну скучать по Дэлзиелу!»

В участке они сверили отпечатки пальцев; выяснилось, что некоторые из них, снятые в номере отеля «Хаймор», принадлежали убитому мужчине. Дэлзиел еще не вернулся с обеда в «Ротари-клуб», поэтому Паско, набросав донесение, кинул его толстяку на стол и отправился с Сеймуром в Трой-Хаус.

— До чего же загадочное дело, — обронил молодой констебль, когда они снова выехали за пределы города.

— Что в нем загадочного? — оживился Паско. У него были умеренные надежды на Сеймура.

— Ну, этот тип Понтелли говорит, что на самом деле он Хьюби, которого все считают погибшим на войне. А тут его и впрямь находит пуля, выпущенная из трофейного немецкого пистолета.

Паско вздохнул.

— И только-то? Если это высшее достижение твоей детективной мысли, отплясывай-ка лучше свои пасодобли.

Сеймура больно задела такая недоброжелательность. С тех пор как он перешел от диско к бальным танцам под умелым руководством Бернадетты Мак-Кристал, ему пришлось привыкать к шуточкам по поводу блесток на его носках и метров тюля, но Паско крайне редко присоединялся к этим неуклюжим остротам. Однако Сеймур был отходчив, и, когда они подъехали к Трой-Хаусу, он воскликнул:

— Смотрите! У них здесь лошади!

— Ослы, — поправил Паско. — А того осла с рогами зовут козой.

«Простите, что я осмеливаюсь дышать», — обиделся про себя Сеймур.

Дверь открылась прежде, чем Паско успел позвонить.

— Мистер Паско? — спросила женщина, стоявшая на пороге. — Мистер Теккерей сказал мне, что вы приедете.

— А вы, я полагаю, мисс Кич. Этот детектив — констебль Сеймур.

Мисс Кич протянула руку Паско, кивнула Сеймуру и повела их в дом.

«Она больше похожа на гранд-даму, чем на домоправительницу, а возможно, это одно и то же», — подумал Паско, который был знаком с обоими типами женщин только по фильмам.

Мисс Кич шла твердой походкой, совершенно прямая, с высоко поднятой головой, густые седые волосы были элегантно уложены. Одета она была в длинную темную бургундскую юбку и голубую шелковую блузку. Слабый запах кошки или собаки ощущался в вестибюле, но совсем отсутствовал в большой гостиной, куда они проследовали.

— Садитесь, пожалуйста. Не хотите ли чаю?

Чайный столик был уже сервирован, и пар, выходивший из носика чайника, говорил о том, что чай готов. Мисс Кич, должно быть, наблюдала из окна, как они подъехали.

— Благодарю вас, — произнес Паско. — Какой прелестный дом!

— Вы так считаете? — сказала мисс Кич, разливая чай. — Я всегда находила его похожим на амбар. Но он стал моим домом на многие годы, и, видимо, в нем мне и суждено умереть. Поэтому я не должна жаловаться. Хотите масляных лепешек?

Паско отрицательно, помотал головой, но Сеймур принялся за них с большой охотой.

— Насколько я понял, по условиям завещания вашей покойной хозяйки вы должны оставаться здесь, чтобы следить за домом, — осторожно начал Паско.

— До тех пор пока не появится ее сын и не пожелает сделать другие распоряжения, — педантично поправила его мисс Кич.

— Не думаете же вы в самом деле, что это может произойти. Мне кажется, вы не разделяли веру миссис Хьюби в то, что ее сын жив.

— Миссис Хьюби была моей хозяйкой, инспектор. Я поступила к ней на службу няней и закончила ее компаньонкой. В прислугах я научилась быть послушной, в компаньонках — осмотрительной.

— Но как друг…

— Я никогда не была ей другом. Друзьям не платят! — резко оборвала она.

Паско допил чай, размышляя об услышанном. Слова мисс Кич оказались для него полной неожиданностью. Богатая, со снобистскими замашками, расистка Гвендолин Хьюби, судя по всему, внушала страх. Ее компаньонка, как представлялось Паско, должна была быть робким и незаметным созданием.

Он сделал еще одну попытку.

— Вы хотите сказать, что миссис Хьюби ощущала… э-э-э… социальную разницу между вами?

— Миссис Хьюби ощущала социальную разницу между собой и половиной своих родственников! — отрезала мисс Кич. — Начиная с собственного мужа! Извините, мне не следовало этого говорить. Но вы должны понять, это не было проявлением снобизма. Это было, скорее, элементом ее веры в упорядоченное мироздание.

— «Богатые — в своих дворцах, бедные…»

— Совершенно верно. Она не считала нужным спорить с Господом Богом по поводу устройства мира.

— Включая превосходство белых, насколько я могу судить, — вспомнил Паско о доле наследства, завещанной «Женщинам за Империю».

— Она не была политиком в строгом смысле слова, — вступилась мисс Кич за свою хозяйку, словно виня себя в посмертной нелояльности к ней. — Она искренне верила, что если Господь поместил черных в отсталых странах, а белых — в цивилизованных, то это было частью его плана.

— Но она не считала смерть сына частью этого плана?

— Нет, она убедила себя в этом. Думаю, ей было нелегко справиться с грузом ответственности.

— Прошу прощения! Говорят, она нашла, на кого возложить вину?

— О да! Миссис и мистер Хьюби, несомненно, обвиняли друг друга. Она так гордилась, что сын получил офицерский чин и все могли видеть, что он — джентльмен! А ее муж был весьма доволен, когда молодой человек поступил в отряд десантников и каждый мог убедиться, что тот — настоящий мужчина. Она считала, что сын играет с огнем из желания угодить отцу, а он был уверен, что жена сделала их сына слишком мягким. Но в глубине души, я думаю, они оба обвиняли самих себя. На то они и родители, вы согласны со мной? Даже самые эгоистичные и эгоцентричные из них ищут причину в себе. В ночной темноте, наедине с собой, трудно укрыться от действительности. По всей видимости, мистер Хьюби научился смотреть правде в глаза. Миссис Хьюби до последнего дня не примирилась с правдой, вот почему она не могла позволить сыну умереть.

Сеймур держал свой блокнот на коленях, но было ясно, что он не видел надобности в том, чтобы оторваться от лепешек и записать эти психологические этюды.

— Очевидно, вы много размышляли над этим, мисс Кич? — осведомился Паско.

— Нет, не очень, — покачала она головой, вновь становясь лишь услужливой домоправительницей. — А сейчас, как я могу предположить, вы пришли поговорить о человеке, чья фотография была напечатана в «Ивнинг пост»?

— Почему вы так думаете? — удивился Паско.

— Потому что мистер Теккерей сказал мне об этом, — проговорила она с ноткой раздражения в