— Крутится!
— Крутится!
— Стойте, так кто же крутится?!
— Колесо!
— Колесо!
— Колесо!
— Чье колесо? Какое?
— То, что на мельнице!
— Мельнице!
— Мельнице!
— Стойте же вы, пострелы. Кто починил? Говорите толком!
— Они, — отвечают Пашка, Наташка и Талалайка.
— Кто они?!
— Эти!
— Эти!
— Да говорите вы ясно, грачи-сороки!
— Те, которых царь в кандалах пригнал.
Мельницу, которую никто не мог починить, пустили в ход декабристы Николай Бестужев и морской офицер Торсон.
Среди декабристов много было людей знающих и умеющих. Своим искусством и опытом многим в Сибири они помогли.
Пашка, Наташка и бурят Талалайка новость несут по округе:
— Уродилось!
— Уродилось!
— Что уродилось?
Разводят ребята руками.
— Желтое, аж красное, — заявил Пашка.
— Длинное, — сказала Наташка.
Талалайка добавил:
— С хвостиком!
— Где уродилось?!
— Там!
Показали ребята на стену, которая окружала Читинский острог. За этой стеной, за частоколом, был клочок земли. Перекопали ее декабристы, устроили огород. А нужно сказать, что в тех местах никто до этого огородами не занимался.
Про огороды первым узнал Талалайка. Залез он как-то на тюремную стену, а это совсем не простое дело, глянул внутрь — видит, декабристы копают землю.
Рассказал Талалайка Наташке и Пашке о том, что видел.
«Что же там такое?» — гадают те.
С этого дня и стали ребята приходить к стене. Правда, Наташка и Пашка лазить на нее не решались. Лазил Талалайка. Что видел, о том рассказывал.
Вскоре он доложил:
— Что-то в землю они понатыкали.
Через какое-то время:
— Что-то растет. Прет из земли зеленое.
К середине короткого читинского лета разросся за тюремной стеной огород. Огурцы завязались, поднялся картофель, репа взошла, морковь.
Прошло еще небольшое время. Талалайка снова залез на стену. Видит, Волконский идет меж грядок.
— Волконский идет, — зашептал ребятам. — Остановился.
Через минуту:
— Нагнулся, руку к чему-то тянет.
Не утерпели Наташка и Пашка. Тоже полезли на стену. Вцепились руками в бревна, глазеют на огород.
Нагнулся Волконский к какой-то зеленой метелке. Дернул. И вдруг из-под земли — длинное, желтое, с хвостиком. Разинули рты ребята — впервые видят они морковь. Соскочили с забора, понеслись по читинским улицам:
— Уродилось!
— Уродилось!
— Что уродилось? Где уродилось?
— Там!
Местные жители вскоре переняли опыт у декабристов. Теперь огороды появились в разных местах Сибири.
Позже, когда декабристы вышли на поселение, им удавалось, правда не под открытым небом, а в парниках, выращивать в Сибири и цветную капусту, и спаржу, и даже арбузы и дыни.
У иркутского купца-богатея помирала жена. Молодая. Красивая. Купец плакал, как маленький. Метался от доктора к доктору:
— Спасите! Озолочу!
Получали доктора деньги. Лечили. Но больной становилось все хуже и хуже. Наконец наступил момент, когда уже никто не брался спасти умирающую.
Побежал купец к колдунам и знахарям. Заклинали те, плясали вокруг больной. Огонь разводили, дымили, чадили. Помирает совсем жена.
И вот тут какая-то иркутская старуха шепнула обезумевшему от горя купцу — мол, в Читинском остроге сидит колодник.
— Он доктор. Своих он лечит. Великий искусник.
Старуха сказала правду. Декабрист доктор Вольф был великолепным врачом. До ареста он числился личным лекарем главнокомандующего Южной армией.
Помчался купец в Читу. Бросился к коменданту тюрьмы:
— Спасите! Не забуду! Озолочу!
Долго не мог понять комендант: в чем дело, кого спасать, от кого спасать? Решил, что на купца напали разбойники.
— Да не разбойники. Жена помирает, — стонал купец.
Согласился комендант отпустить заключенного. Посадили Вольфа в телегу. Приставили рядом солдата с ружьем. Поехали.
Вылечил доктор молодую купчиху. Купец от счастья был на десятом небе. Отпуская Вольфа, он поставил перед ним расписной кувшин. Подивился Вольф: что это, мол, такое?
— Вам, — говорит купец. — С огромнейшей благодарностью. От души, от сердца. Внутрь загляни, благодетель, внутрь.
Поднял Вольф крышку, глянул в кувшин. А там полным-полно золота. Нахмурился Вольф. Отодвинул кувшин.
— Не беру. Не беру! Пошли, — сказал караульному.
Уехал Вольф с караульным солдатом, а купец еще долго стоял над кувшином, остолбенело смотрел на золото.
— Не поймешь их, каторжных. Ей-ей, не поймешь!
Своим искусством доктор Вольф прославился на всю Сибирь. Многих он спас от тяжелых болезней и верной смерти. Даже сам генерал Лепарский у него лечился.
Но денег Вольф никогда не брал. Об этом тоже в Сибири знали. Об этом легенды тогда ходили.
