солдаты, угрожающе размахивающие пиками.

Фингайн спрыгнул на балку подъемного механизма, выступавшую над улицей прямо под карнизом. Одной рукой ухватился за веревку и прыгнул в окно фронтона. Спружинив, приземлился на деревянный пол верхнего этажа. Окон здесь не было. Пара шагов — и его поглотила тьма.

Мауравани отпустил тетиву лука. С лестницы послышались тяжелые шаги кованых сапог. Здесь им его не достать! В этом он был совершенно уверен. Он хорошо спланировал бегство. В этот раз все еще будет просто. Но его следующая цель находилась в Цитадели, в Валлонкуре, где его несколько лет назад едва не сожгли заживо. То, что он был вынужден идти туда, пугало. И он знал, что в одиночку с этим заданием не справится.

Капитан Хуан Гарсия ровно держал руку с подзорной трубой, несмотря на смятение, царившее у него в душе. Корабль мягко покачивался на волнах. Ничего. Подозрительного дыма тоже не было видно.

Хуан повернулся и посмотрел на море. День за днем он молился о том, чтобы увидеть парусник под знаменем Древа Праха. Какой-нибудь маленький прибрежный корабль, который обнаружит их и сообщит об их отчаянном положении.

Когда в поле зрения попали обломки «Ловца ветров», он замер. Корабль лучше справлялся с силой приливов и отливов, чем он ожидал. Он по-прежнему лежал почти невредимый на песчаной банке. Постепенно все нужное было вынесено с корабля. Он подумывал над тем, чтобы поджечь остов, но не смог пересилить себя. Лучшие годы своей жизни он провел на этой галеасе. Он не мог сжечь ее. Да это и не нужно было. Ни одна сила в мире не сдвинет ее с этой мели.

Вокруг уцелевшей мачты кружили чайки. Они вились над остатками своего жуткого обеда. С реи свисали останки штурмана Луиджи. Не прошло и часа с того момента, как он совершил свое жуткое убийство, как Хуан принял командование и велел повесить старого штурмана. Во время суда Луиджи даже не пытался отрицать вину. Кровь на его рукавах и руках еще не успела высохнуть, как его уже казнили.

После убийства брата Клода Хуан принял командование выжившими на «Ловце ветров». Как капитан морских пехотинцев, он был рангом выше всех выживших офицеров. Во время отлива моряки перенесли припасы на берег. Еще в ту же, первую, ночь он выслал небольшие отряды, чтобы реквизировать все припасы на ближайших хуторах. За изъятое у них продовольствие крестьяне были щедро вознаграждены. И похоже было, что его расчеты оправдались, потому что вместо разъяренной толпы уже на вторую ночь к его импровизированному поселению добровольно пришли торговцы и продали еще припасов. По баснословно завышенным ценам, конечно, но он не торговался.

Прибрежная полоса с ее лабиринтами течений и многочисленными крошечными островами была словно создана для контрабандистов. Большие корабли почти не отваживались заходить в эти воды. А если решались, то им приходилось не легче, чем «Ловцу ветров», который со своим мертвым знаменем был наглядным примером того, что здесь действуют иные законы, чем в открытом море.

— И чего ему пришло в голову направить «Ловца ветров» в канал у Тюленьего острова? — Навигатор Сибелль довольно долго молча стояла рядом с ним.

Как и большинство мореплавателей, она любила поговорить — черта характера, которую не любил Хуан. У него были свои представления о том, что подвигло Клода на это безумие. Но он был не тем человеком, который любит пускаться в бесконечные и ненужные рассуждения.

Капитан «Ловца ветров» был неглуп. Может быть, он что-то заметил? На протяжении всего путешествия он только дважды позволил гребцам приступить к работе, и то при относительно спокойном море. Они были не способны спасти галеасу. Почти все люди, которых привели на борт в ночь перед отплытием, были испытанными морскими пехотинцами, хотя и должны были выдавать себя за гребцов. Хуан знал, что это так. Об этом его уведомила новая комтурша. Но зачем она делает это, она не сказала. В этом просто-напросто не было никакого смысла.

Обычно на галеасе было около двух сотен гребцов и сотня морских пехотинцев. Плюс еще моряки, которые обслуживали паруса, и канониры. Если ожидалась битва и корабль держался вблизи своей гавани, на борту могло быть и больше морских пехотинцев. Во время этого путешествия сто пятьдесят гребцов на борту на самом деле были аркебузирами, пикинерами или мечниками. Плюс еще сто пятьдесят солдат регулярной армии. Их боеспособность была втрое больше, чем можно было ожидать. Маленький трюм был полон ящиков с оружием и обмундированием. Все это лежало теперь на суше, в целости и сохранности. Люди были вооружены и готовы. Но к чему готовы?

Как вооруженные силы вторжения они были слишком слабы. Даже маленький портовый город Альдарвик, расположенный немного севернее, Хуан со своим отрядом взять штурмом не смог бы.

— У нас провианта и воды еще на три дня, — сказала Сибелль, хотя никто ее не спрашивал.

Хуан только кивнул. Это было ему прекрасно известно. Он указал на берег.

— А вот и наши друзья возвращаются.

Три повозки с высокими колесами, которые тащили огромные лошади, показались из-за дюн в полумиле от лагеря. Хуан подозвал двух мужчин, чтобы они следовали за ним. Нельзя допустить, чтобы фьордландцы приблизились к его форту среди дюн на расстояние более пятисот шагов. Не нужно, чтобы раньше времени обнаружили, каким образом он подготовился к неизбежному. Под покровом ночи они доставили на берег корабельные орудия. А корабль вез два ящика, содержимое которых подтвердило тот факт, что их капитан не был ни глупым, ни сумасшедшим. Вероятно, у него были тайные приказы.

Худощавый солдат вышел из укрытия маленького бастиона, перекрывавшего единственный вход в лагерь. Он шел по почти невидимой тропе, которая странным образом петляла по песку. Его эскорт, фехтовальщица и престарелый аркебузир, тщательно следили за тем, чтобы идти строго за ним.

Предводитель фьордландцев был одет в блестящую непромокаемую одежду. Широкополая шляпа надвинута на лицо. Ярко-красное перо на шляпе было единственным цветным пятном во всей массивной черной фигуре.

— Тебе хотелось прогуляться, капитан, или… К чему все это?

У фьордландца был такой голос, какой может быть у человека, который проводит полжизни в каких-то трущобах, чтобы там в темных углах заниматься темными делишками. Хуан знал, что прибрежная полоса пользовалась дурной славой прибежища контрабандистов и мародеров.

— Сегодня день святого Раффаэля, и мы чтим господа нашего Тьюреда, тратя немного больше времени на все, делая все не слишком быстро, не самым быстрым способом, — не моргнув глазом, солгал Хуан.

Фьордландец зарычал.

— Тогда будет лучше, если я приду завтра. — Он поднял руку и повертел указательным пальцем в воздухе.

Его люди начали подгонять лошадей и разворачивать повозки.

— Подожди! Это не значит, что сегодня я не стану заключать сделок. Это было просто предупреждение о том, что тебе нужно проявить немного терпения.

— Я что, похож на терпеливого человека?

— Я предлагаю сотню золотых монет за каждую повозку с продуктами.

— Для меня это слишком прямолинейно. — Он негромко рассмеялся. — Быть может, ты не поверишь, но я человек осторожный. Судя по всему, твой бог скоро прогонит моих богов. И мне не хотелось бы ссориться с ним уже сейчас, оскорбляя обычаи в честь святого… Как его там?

— Раффаэля. — Хуан понял, что собеседник видит его насквозь.

Он не знал даже имени этого человека. Но он был здесь главным. С тех пор как он пришел в первый раз, ни один торговец не отваживался больше заходить в их лагерь.

— Это очень хорошие продукты. Зима на пороге, солдат. Что мне сказать? Моим людям приходится голодать, чтобы продать вам припасы. Они понимают, что золото нельзя съесть. И очень нелегко собрать что-то для вас. Для тебя повозка будет стоить сто пятьдесят.

Хуан сглотнул. За эти деньги можно было купить приличный двор с большим количеством скота и