Гисхильда рассказывала ему о рыцаре. В самом начале, когда только вернулась. Она опасалась, что этот парень проберется сюда и мандриды убьют его. Она была так уверена в том, что он придет… Потом она перестала говорить о нем. Капитан знал, что иногда она получала письма от своего рыцаря. И это беспокоило его. Ему хотелось, чтобы этот проклятый орден наконец отпустил королеву. Разве они все еще не поняли, что Гисхильда не предаст своих богов и свою страну?

Сигурд открыл дверь. Еще одна дурацкая привычка. Ни единая дверь во дворце не запиралась! Тот, кто был достаточно дерзок, мог войти в спальню королевы. Никто не обращал внимания на такие вещи! Гисхильда чертовски легкомысленна!

Капитан мандридов внимательно огляделся по сторонам. Если бы он не знал, что находится в спальне королевы, то ему бы и в голову это не пришло. Она жила скромно. Его сумасбродная маленькая девочка. Он обязан присматривать за ней во имя Гуннара. Как сильно он был обязан королевскому дому… Никто не знал об этом…

Сигурд откашлялся. Окинул взглядом застеленную свежим бельем постель и небольшой комод с букетом полевых цветов на нем. Там стояла надбитая чаша. Та самая, которая была в палатке Гисхильды во время ее военного похода в Друсне. Рядом — кружка с водой.

На столе лежало сложенное красивое летнее зеленое платье. Сигурд не сдержал улыбки. Служанки Гисхильды никак не прекращали своих попыток. Королева даже теперь не хотела снимать мужскую одежду. Еще одна дурная привычка, к которой приучили ее рыцари ордена.

А Эрек, болван этакий, ничего по этому поводу не говорил. Может быть, у него был свой интерес — восхищаться ее длинными ногами в штанах. Лучше бы он ночью в постели вдолбил своей жене, чтобы она одевалась днем прилично. Одно дело, когда это военный лагерь, но при королевском дворе действуют совершенно иные правила. Лучше не стоит развлекаться, ставя древние традиции с ног на голову. Это неумно.

К сожалению, она к нему не прислушивалась. Старый воин невольно улыбнулся. В этом нет ничего нового. Он припомнил, как Гуннар отряжал целую свору медведедавов, чтобы они нашли его дочь, когда та в очередной раз куда-то исчезала.

Сигурду пришлось ухватиться за один из столбиков кровати. Слишком часто она убегала, принцесса- то. А он и не знал. Лишь ту ночь он был не на своем посту, а глубоко в лесу. Он встретился с врагом, потому что она утверждала, что его жена и дочь еще живы… Иванна и Маша… До тех пор он считал, что они погибли во время захвата Вилуссы. Но проклятая комтурша во время переговоров о мире так много рассказала о них, что убедила Сигурда. Только поэтому он и пришел в лес той ночью. Он хотел услышать о своей жене и дочери. Он не хотел предавать короля. И тем не менее он, начальник личной гвардии, стоял рядом, когда в грудь Гисхильды вонзился кинжал. Он и не знал, что это она стоит по ту сторону плетеной стены. И Лилианна ударила так быстро… Он должен был забрать Гисхильду с собой. Если бы он только знал! В приступе паники он просто бежал. Как он мог объяснить своему королю, что он присутствовал при том, как закололи его дочь? Далеко за пределами лагеря, далеко от того места, где он должен был выполнять свои обязательства. Никто не поверил бы, что он не предатель.

Ему так и не удалось забыть события той ночи. Даже потеряв свой пост комтурши, Лилианна трижды пыталась вступить с ним в контакт через своих людей. Он отказался от семьи, чтобы служить королевскому дому. Однажды утром он нашел в одном из своих сапог надушенные письма. Это были письма от его жены, Иванны. Наверное, он не узнал бы ее почерк, но она воспользовалась своей старой печатью. И то, как она использовала слова любви, тоже было ему хорошо знакомо. Вот только письма эти были адресованы не ему, а другому мужчине.

Последнее письмо он получил не более года назад. Во время похода в Друсну. Оно было обмотано вокруг стрелы, ударившейся рядом с ним в дерево, когда он ненадолго отделился от мандридов, чтобы справить нужду. Они сообщили ему, что его дочери будет присвоено звание рыцаря и что она была одной из лучших в своем наборе Валлонкура. А еще они сообщали, что ее направят в Друсну, чтобы она приняла участие в языческих войнах.

Тем пергаментом Сигурд подтер себе зад. Но ночью не мог уснуть. Сидел один у костра и смотрел на звезды. Его дочь стала воином! Этого никогда не случилось бы, вырасти она во Фьордландии. Но почему-то это известие наполнило его печалью и одновременно гордостью. Той ночью он напился, но он гордился ею. Знала ли она, что вообще-то должна зваться Маша Сигурдсдоттир?

Капитан опустился на колени и заглянул под кровать королевы. Просто на всякий случай! За Гисхильду он позволил бы разрубить себя на части. С ней ничего больше не должно случиться!

Засопев, он поднялся. Проклятая рана! Он беспокойно принялся ходить из угла в угол. Заглянул в тяжелые сундуки с нарядами. Ничего. Все в порядке.

В горле у него пересохло. Целитель сказал, что он должен много пить. Возможно, старый знахарь и прав. Сигурд хотел взять кружку, стоявшую рядом с глубокой миской. И вдруг рука его застыла на полпути. На дне миски лежало письмо.

— Проклятое рыцарское отродье! Пусть Лут оборвет все ваши нити! Разве нельзя оставить ее в покое?

Он в ярости схватил письмо и пошел к двери. Они добрались даже до спальни его королевы. Разве он не может защитить ее даже здесь? С этого дня перед дверью будет стоять стражник. И пусть только…

Дверь распахнулась. Перед ним стояла Гисхильда. Она приветливо улыбалась. Всего один миг. Затем его вид стер улыбку с ее лица.

— Что случилось? Ты плакал?

Он заморгал.

— Все не совсем так…

— Что… — Она заметила письмо в его руке. — Наверное, оно адресовано мне, — холодно произнесла королева.

— Гисхильда, пожалуйста… Им удается проникать в твою спальню. Такого не должно быть. Все они только и ждут твоей смерти. Ты не должна читать письма от них. Ложь может стать ужасным оружием в войне, хуже кинжалов и мечей.

— Пожалуйста, уходи!

Он схватил ее за руку.

— Поверь мне, Гисхильда. Тебе нужно лучше следить за собой. Тебе нужно больше стражников. И мы должны выяснить, кто принес это письмо. Там была молодая девушка с метлой. Она могла…

— Можешь идти, Сигурд. Удар кинжалом в грудь не смог убить меня, когда я была еще совсем ребенком. Отчего же королеве опасаться какого-то письма?

— Речь идет о том, что они так запросто входят в твои покои. Ты…

— Нет, Сигурд, сейчас речь идет исключительно о том, что я хочу спокойно прочесть письмо, которое предназначено только для моих глаз. — Она попыталась смягчить свои слова сердечной улыбкой.

— Я могу попросить, чтобы позвали Эрека, чтобы ты не была…

— Не надо, друг мой. Сейчас я хочу побыть одна! — Она отошла в сторону и дождалась, пока Сигурд покинет ее покои.

Гисхильда бросила взгляд в маленькое серебряное зеркальце. Вопреки привычке она наложила немного пудры. Она не умела это делать! Бледна как смерть, а выглядеть должна по-королевски. Нужно было позвать одну из придворных дам… Но она не захотела. Она не хотела никого видеть. Уж точно не горничных или придворных дам, которые начнут болтать, как только выйдут за двери.

Она знала, что снаружи стоит Эрек. Вот уже три дня. И хотя она не хотела видеть даже его, это поддерживало Гисхильду. Хорошо, что он у нее есть. Сейчас от этой мысли она не чувствовала себя подлой, нет… почти нет. Это не предательство по отношению к Люку, нужно рассматривать все с этой точки зрения.

Она сжала зубы. Нужно взять себя в руки. Она — королева, а не маленькая девочка! И тем не менее