— Ты уверен, что у него получится? — Фернандо вглядывался в темноту сквозь бойницу.

Барабанивший дождь почти заглушал его голос. Теплое кисловатое дыхание коснулось лица писаря. Альфонсин положил на плечо Фернандо тяжелую мозолистую руку. Вероятно, наводчик считал это доверительным жестом, но собеседнику было неприятно.

— Поверь уж мне, писака. Родриго, черт его побери, лучший пловец здесь, на борту. Для него эта маленькая вылазка — столь же плевое дело, как поход в Церковь для набожной девицы.

Фернандо попытался разглядеть причал, однако дождь растворил все тени. Виднелся только свет фонаря перед таверной, расположенной в конце каменной пристани, — расплывчатое пятно во тьме. Фернандо был близко к «Посланнику божьему» и знал, что огней должно быть больше, но пелена дождя поглотила их, подобно тому как постоянный стук крупных капель дождя по палубе скрывал негромкие привычные звуки на галере — треск тяжелых влажных балок и такелажа, который трепали порывы ветра. Казалось, буря поглотила целый мир, кроме тусклого огня, с которого не спускал глаз Фернандо.

— Должно быть, это чертовски важные письма, — пробормотал Альфонсин. — Удивительное дело — посылать пловца в море в такую дьявольскую погоду, когда у нас есть хорошая лодка.

— Примарх не доверяет некоторым корабельным офицерам. На борту у нас по меньшей мере один предатель. Но парень хитер. Примарх еще не сумел его раскусить. Но то, что в гнезде есть кукушонок, совершенно точно.

— Н-да… — Альфонсин замер настолько близко к нему, что их щеки почти соприкасались. Он тоже смотрел поверх витиевато украшенного ствола «Молота Тьюреда» на свет в таверне. — Удивительно, что примарх не приказал заковать всех офицеров в цепи, — негромко размышлял он. — На борту ведь достаточно рыцарей, которые могут вести «Посланника божьего» вместо них. На мой взгляд, это все чертовски таинственно. Я чую золото. Чертовски много золота. Пусть меня…

Внезапно наводчик умолк. Над ними, на кормовом возвышении, раздались тяжелые шаги стражника. Похоже, это был всего лишь вахтенный. Он топал прямо над их головами.

Фернандо молча возблагодарил Тьюреда. Ему было ясно, к чему клонит Альфонсин. Писарь мог бы догадаться, что парень далеко не глуп. Никто не может стать наводчиком на борту галеры Нового Рыцарства, если у него в голове опилки. Фернандо позволил себя обмануть скупым записям в бортовом списке «Посланника божьего». Альфонсин был отмечен в нем как закоренелый пьяница. О Родриго там было написано лишь немногим больше. «Выносливый гребец. Очень хорошо плавает. Пользуется любовью товарищей. Характер скромный. Денежки несет портовым шлюхам».

Вахтенный над ними переминался с ноги на ногу. Наверняка аркебузир промок до нитки. Стоять в эту ночь в карауле — что угодно, но не божья милость. Все их путешествие проходит под несчастливой звездой, подумал Фернандо. Погода слишком плохая для этого времени года, а ветер чересчур переменчивый, под парусом они шли не более пяти часов подряд. Бороться со стихиями приходилось гребцам. А когда они выбивались из сил, «Посланник божий» был вынужден войти в защищенную от ветра бухту и бросить якорь.

Оноре хотел бы сейчас быть уже в Анискансе, это Фернандо понимал. Однако, какие у него там могут быть срочные дела, было писарю неясно. Но наверняка это должны быть очень важные дела. Промедление заставляло Оноре терять терпение день ото дня. Фернандо знал примарха уже много лет, но в таком раздраженном состоянии его видеть еще не доводилось. Одному Господу известно, на ком выместит примарх свое дурное настроение.

Фернандо уже давно спал плохо. Он был посвящен в слишком многие тайны Оноре. Он знал о подделанных письмах, которые получили Люк и Гисхильда, о еще некоторых махинациях, при помощи которых примарх повредил ордену Древа Праха. Не слишком ли это много для бедного писаря? Возможно. Оноре был не тем человеком, который способен долго мириться с тем, что кто-то посвящен в его тайны. Писарь был уверен, что не сможет оставить службу в Новом Рыцарстве живым. По крайней мере, долго он не протянет.

Фернандо подумал о Томазине, страже воронов, который так неудачно упал с лестницы и сломал себе шею в тот день, когда на Цитадель Валлонкура было совершено нападение. Рыцарь был слегка глуповат, но он был искренним человеком. С ним можно было болтать, не опасаясь за сказанное…

Приближенные к Оноре люди поступали разумно, взвешивая каждое слово. Фернандо часто размышлял о том, насколько удобно было для Оноре это неудачное падение Томазина. Страж воронов уже не мог послать предупреждение старому примарху Леону. Леон погиб во время сражения за Цитадель. Впоследствии примархом стал Оноре, и не в последнюю очередь потому, что привел подкрепление, отбросившее эльфов. Может быть, все это было лишь счастливой случайностью.

Иногда Фернандо спрашивал себя, размышляет ли еще кто-то над тем, как удачно для Оноре проишествие со стражем воронов. Но даже если такие люди были, то они, как и писарь, не решались заговорить о везении Оноре.

Галера задрожала под порывом ветра. Писарь подумал о двенадцати больших, обитых железом сундуках, доставленных на борт втайне под его руководством. Он слышал, как в сундуках что-то звенело. Наверняка они до краев были полны сокровищами Альвенмарка. Состояние, которого достаточно, чтобы купить себе маленькое королевство. Что задумал Оноре?

Он вел часть записей Оноре, устало подумал писарь. Примарх был, можно сказать, одержим тем, чтобы записывать абсолютно все. Перед путешествием Фернандо видел список высоких чиновников Анисканса, которых Оноре считал продажными до мозга костей или, по крайней мере, поддающимися шантажу. Он видел слишком многие документы Оноре. Просто чудо, что писарь еще жив. Только списка с именами шпионов примарх ему не показывал. На губах писаря мелькнула мимолетная улыбка. Затем его снова охватил страх. Может, это знак, что ему было дозволено увидеть список с именами коррумпированных чиновников Анисканса? Знак, что дни его сочтены? Интересно, какой несчастный случай произойдет с ним? В шторм его смоет волной за борт?

От завывания ветра по спине у Фернандо побежали мурашки. Он опустил взгляд на маленькие прорези в крышке фонаря, стоявшего рядом с «Молотом Тьюреда». Приглушенного света было достаточно, чтобы вырвать из темноты две фигуры на стволе пушки: рыцаря ордена, поставившего ногу на грудь поверженного язычника и поднявшего обе руки в смертоносном замахе боевого молота.

Фернандо ощупал молоток, спрятанный под плащом, на поясе. Может быть, Тьюред хочет дать ему знак?

Писарь услышал шаги стражника на лестнице, ведущей на главную палубу. В бушующем ливне этот звук почти терялся. Фернандо поднял плащ, прикрывая фонарь.

— Хорошо, — послышался хриплый голос Альфонсина.

Шаги стражника смолкли. Фернандо затаил дыхание и прислушался. Коренастый наводчик протискивался мимо него.

Где стражник? Писарь испуганно присел на корточки возле «Молота Тьюреда».

— Кто идет? — Узкий луч света от фонаря пронзил зарядную камеру.

— Я! — Широко расставив ноги, наводчик встал прямо перед ним.

— Опять ходил к своей любимой, Альфонсин?

— Как обычно, когда я не могу уснуть.

— Не слишком ли она холодна? — послышалось из дождя.

Фернандо молился о том, чтобы стражнику не пришло в голову подойти ближе.

— Я так понял, тебе больше нравятся мокрые, — насмехался мастер-оружейник. — Моя девочка — сущая сердцеедка. Ты когда-нибудь видел, что творит железная пуля, попадая в грудь мужчины?

— Ты ненормальный, Альфонсин.