— А чего это ты вдруг решил сделать мне подарок? — раздраженно спросила Гисхильда.

— Потому что я все еще надеюсь, что смогу завоевать твое сердце.

Он произнес это с такой обезоруживающей искренностью, что она уставилась на него с открытым ртом.

— Я могу надеяться?

Больше выносить его взгляд Гисхильда не могла. Склонилась за кружкой, налила водку в оба бокала. Внезапно в голове пронеслись слова Морвенны.

— Нужно опорожнить кружку. Моим цветам нужна вода. Тогда они, быть может, отойдут.

— Да, хорошая идея. В питье я понимаю больше, чем в красивых словах для женщин.

Это тоже было сказано совершенно чистосердечно. Без циничного подтекста. Она протянула ему один бокал. То была «Медвежья настойка» из Хоннигсвальда. Самая дорогая и самая крепкая водка Фьордландии. Обжигала горло словно огнем. Гисхильда опустошила кубок одним глотком. Потом вздохнула и налила себе еще.

— Да у тебя слезы на глазах.

— Я немного разучилась пить, — ворчливо ответила она.

Облокотилась на постель. Она чувствовала бесконечную усталость. И не пыталась бороться со слезами. Она не всхлипывала. Не дышала тяжело. Ребенком она плакала совершенно иначе. Это всего лишь слезы, сказала она себе. Она не огорчилась, она не слаба!

Эрек зажал бокал между ногами. Застонал от боли и негромко выругался, когда сел прямо. С трудом повернулся на бок и положил руку ей на голову. Мягко-мягко.

Он не сказал ничего, и Гисхильда была ему за это благодарна.

Разбудил Гисхильду луч солнца, устроившийся на ее лице. Должно быть, эльфийский корабль взял курс на север, раз утреннее солнце светило в стеклянные сплетения цветов витража на окне ее каюты. Потянувшись, она пыталась удержать сон. Он был таким настоящим. Они любили друг друга. В лодочке на озере, к которому ездили иногда.

Королева почувствовала, как корабль мягко покачивается на волнах. Ей нравились корабли. Мысли ее унеслись к путешествию на «Ловце ветров». Примарх Леон изгнал все сорок седьмое звено Львов на «Ловец ветров», чтобы наказать за единственную победу на Бугурте.

Гисхильда улыбнулась, вспомнив о том, с каким усердием Люк учился в то лето целоваться. При мысли об этом ее тело мягко содрогнулось. Ей не хватало его поцелуев. Несмотря на свою любовь к Люку, тогда она каждый день думала о том, как убежит. Жизнь — странная штука! Сейчас она отдала бы королевство за то, чтобы снова пережить то лето.

Эмерелль объяснила ей, что примарх и магистр ордена были мастерами обмана. Эльфийка предупреждала Гисхильду, чтобы она не верила ни единому чувству, которое испытывала по отношению к Валлонкуру. Она должна была представить себе орден как лживого обольстителя, нацелившегося на ее наследство, а не на любовь, — так говорила королева.

Но любовь Люка была настоящей! Она не была глупа, она не верила ни одному из учителей Церкви Тьюреда. И она ни за что не восстала бы против богов Фьордландии, хоть они никогда и не отвечали на ее молитвы. Но как любовь Люка могла быть обманом? Это было вне власти Ордена. Где же он сейчас, интересно?

Негромкий стон оторвал ее от мыслей. Она резко села и открыла глаза. И то, что она увидела, показалось ей кошмаром. Она лежала рядом с Эреком. Голая! И он тоже был голым, не считая тугой повязки, привязавшей его левую руку к груди.

Ткань повязки была красна от крови. Он казался еще более бледным, чем вчера вечером. Все тело его покрывали капельки пота. Кончиками пальцев Гисхильда дотронулась до груди Эрека. Она была прохладной. Ему нужна помощь!

Королева выбралась из постели и едва не споткнулась о кружку. Прошлая ночь вспоминалась смутно. В какой-то момент она принесла воду. И вторую кружку «Медвежьей настойки». Цветы ожили. Повисшие было головки поднялись.

Гисхильда схватила свою рубашку, лежавшую на полу, остальную одежду запихнула ногой под кровать. Поспешно оделась. Рубашка спускалась ниже бедер.

Торопливыми движениями завязала шнуровку и открыла дверь каюты. В глаза, словно кинжалы, вонзились яркие солнечные лучи. Рот наполнился отвратительным привкусом. На миг она испугалась, что придется подойти к поручням и выблевать. Ее мучила резкая боль в голове.

С трудом огляделась по сторонам. Заметила, как на нее смотрят, но попыталась не обращать внимания на эти взгляды. Наконец нашла Морвенну. Эльфийка была на передней палубе, с ранеными. Она пыталась напоить воина, которому пуля аркебузы пробила щеку.

Морвенна заметила ее прежде, чем она успела к ней обратиться. Мягко опустила голову раненого на ложе. Затем презрительно взглянула на Гисхильду.

— Ты хотела действовать наверняка. — Она произнесла это на языке эльфов, чтобы никто из раненых не понял ее слов.

Гисхильда проглотила обиду.

— Ему плохо. Пожалуйста, идем со мной. Скорее!

— Передо мной можешь не притворяться. — Морвенна мельком взглянула на мужчину, за которым только что ухаживала, затем выпрямилась. — Некоторые из них умрут прежде, чем мы доберемся до Фьордландии. А большинство никогда не смогут держать в руках меч. Впрочем, они не поймут то, что я тебе говорю. Ты меня удивляешь. В тебе больше от Эмерелль, чем, как я полагала, может быть в человеке. Водки тебе было, наверное, мало. Ты еще и любила его, чтобы отнять у него последние силы. Хотя мужчины шепчутся, что в сердце своем ты холоднее мертвой рыбы. А теперь ты доказала, что можешь вести себя как шлюха, когда это служит твоим целям. Ты…

Больше сдерживаться Гисхильда не могла. Рука ее устремилась вверх, но Морвенна оказалась быстрее и перехватила ее прежде, чем королева успела дать ей пощечину.

Гисхильда попыталась резко вырваться, но тонкие пальцы целительницы крепко держали ее запястье, словно железный браслет. Затем Морвенна отпустила ее руку. Эльфийка была гораздо сильнее, чем можно было предположить, глядя на ее хрупкую фигурку.

Морвенна улыбнулась. Поймать руку Гисхильды, а затем снова отпустить ее — на все это потребовалось меньше удара сердца, и тот, кто не видел, что произошло, мог подумать, что они — хорошие подруги, доверительно держащиеся за руки по дороге в каюту Гисхильды.

— Не обманывайся на мой счет, королева. Не всю свою жизнь я была целительницей. И, поверь мне, я знаю, что делают женщины для того, чтобы удержать власть. Моя мать была княгиней. И долгое время она была второй после Эмерелль женщиной среди эльфов.

Гисхильда слыхала об Алатайе, и сравнение с эльфийкой возмутило ее. У нее нет ничего общего с этой интриганкой и убийцей!

— Твоя мать отдала душу черной магии. Она приносила в жертву кровь детей, чтобы прийти к власти…

— Каждый сражается доступными ему средствами. Не будь такой наивной! Если бы ты обладала ее возможностями, то воспользовалась бы ими точно так же!

— Я не детоубийца!

Морвенна негромко рассмеялась. То был резкий, холодный звук, от которого по спине Гисхильды пошли мурашки.

— Ты не можешь быть настолько глупа. Если будешь честной сама с собой, то признаешь, что не обязательно вонзать кинжал в грудь ребенка, чтобы стать убийцей. Твои руки в крови! Один только последний твой бой стоил жизни ста пятидесяти фьордландцам. Многим молодым мужчинам. Их жены и дети потеряли своих защитников. А что насчет тех, у кого погиб единственный кормилец? — Эльфийка подняла