Хальгарда услышала негромкий скрип двери.

Она так сильно дрожала, что уже не могла стоять. И звать не могла. Зубы стучали, словно костяные трещотки, которые когда-то подарил ей отец.

— Хальгарда, это ты? — раздался теплый голос священнослужителя.

«Да, он как лето, — подумала девочка. — Как лето».

Послышались шаги в траве.

— Хальгарда! Боги милостивые!

— Что это могло быть? Ни одно существо из моего мира не творит такого с детьми! — Асла говорила шепотом, но это не смягчало ее слов.

— В своем мире я тоже не знаю существа… — Голос Йильвины прервался. — Я не знаю, что это было. Правда не знаю.

На глаза священнослужителя навернулись слезы. Он узнал Хальгарду только по броши, скреплявшей пальто, когда обнаружил ее в траве.

Боги, боги, что же сделали люди, если навлекли на деревню такую кару? В такие мгновения он сомневался в мудрости Лута. Неужели девочка недостаточно наказана? Потеряла отца. Слепа. А теперь еще и это! Лицо ее было дряблым, как у старухи. Темные старческие пятна покрывали лоб и щеки. А волосы малышки были совсем седыми. Гундар опустил полог спальной ниши. Девочка крепко спала. Старик был рад, что больше не нужно смотреть в лицо крохе. Ребенок не должен так выглядеть, гневно подумал он. Кто мог причинить такое зло маленькой девочке?

Хальгарда еще не знала, что с ней случилось. Она очень устала. Впрочем, она удивилась своему хриплому голосу, казавшемуся ей совсем чужим. Гундар судорожно сглотнул, подумав о лжи, которую шептал на ухо Хальгарде. Ему недостало мужества сказать ей правду. Не знала она и того, что ее мать мертва.

Священнослужитель Лута подошел к столу у очага и, вздохнув, уселся. Асла поставила перед ним миску с ароматным рыбным бульоном, но он отодвинул ее в сторону. Сейчас он не мог есть.

И почему он вчера не промолчал?! Тогда у девочки не украли бы юность, а Альфейда, ее мать, была бы еще жива.

— Должно быть, это дух, — сказала Йильвина. — Следов не было. Ни на топкой тропе, ни в траве. И оно убивает, не проливая крови.

Гундар разглядывал узоры на деревянном столе. Да, о духе он тоже думал. Но откуда он взялся?

Священнослужитель искал ответ в своей библиотеке, состоявшей из трех книжек, но не нашел. Только в «Книге знамений» обнаружилось несколько строк о духах, мол, если кто-то умирает, не завершив важного дела, душа не может обрести покой… Обычно важным делом считали месть или любовь.

Иногда боги посылали духов в испытание живым. Но не было случаев, когда духи были призваны покарать за преступления. Гундар знал бы, если бы произошло святотатство, заслуживавшее такого наказания. Оно не укрылось бы от него!

Но ведь никто не умирал в деревне в конце лета! Не было никого, кто мог бы стать духом. А когда это существо принялось бесчинствовать, смерть стала частым гостем в Фирнстайне.

Значит, они все же прогневили богов, размышлял Гундар. Но чем? Тем, что открыли врата в мир эльфов? Ясно было одно: проблемы начались после прощания с Альфадасом и его войском. Случайность? Может быть, что-то прошло сквозь врата?

— В Альвенмарке есть духи? — спросил Гундар.

— Нет, — решительно ответила эльфийка.

Она опустилась на табурет рядом с ложем пребывавшей без сознания королевы. Как неустанный часовой, сидела она там уже не одну неделю, готовая отдать жизнь за Эмерелль.

В доме, в котором жили мать с двумя детьми и один тяжелораненый, который, вероятно, никогда больше не встанет с постели, ее поведение трудно было объяснить.

— Альвы, наши предки, изгнали все создания тьмы, — продолжала Йильвина. — Девантаров и ингиз. Все они или мертвы, или навечно привязаны к темноте между мирами.

Асла села за стол рядом с Гундаром. Она рвала на полосы новое полотно.

— Что это за существа? Демоны? Я всего лишь дочь рыбака, — несколько раздраженно добавила она. — Мне такие вещи нужно объяснять.

— Прости мою оплошность. — Йильвина поднялась, подошла к очагу, поворошила палкой уголья.

На миг Гундару показалось, что эльфийка не хочет отвечать. А когда она заговорила, речь ее звучала неуверенно, неловко. Похоже, Йильвина тщательно подбирала слова. Боялась ли она, что оживут древние ужасы, если она о них заговорит?

— Девантары ненавидели порядок в любой форме. Если они обнаруживали нечто совершенное, то разрушали это, чтобы создать что-то новое. Порядок являлся для них всеобщим застоем. Лучше я объяснить не могу, потому что народ девантаров был уничтожен альвами давным-давно. Именно альвы создали миры и народы, которые известны нам сегодня. И чтобы защитить своих созданий, они вынуждены были смести девантаров. Это была битва настолько могущественных существ, что один из миров при этом раскололся. Ужасы той войны до глубины души ранили многих альвов. Тогда они стали уходить из Альвенмарка, становились отшельниками. Они выбирали места, подобные Голове Альва, чтобы столетиями медитировать в одиночестве. С ингиз все было иначе. То были создания чистой злобы, которые радовались чужому страданию. Их изгнали в темноту между мирами.

— Вот оно! — крикнул Гундар. Теперь у врага наконец появилось лицо. — Должно быть, в наш мир проникло такое порождение тьмы!

— Это исключено! — Йильвина сломала палку и бросила ее на уголья. — Альвы окружили врата и тропы, ведущие сквозь Ничто, сильными защитными барьерами. Никогда еще не возвращался никто из ингиз. Мы даже не знаем, как они выглядят. Должно быть, что-то иное осаждает деревню. Неужели здесь, в Другом мире, нет духов?

Гундар с сомнением кивнул.

— Есть. Хоть я ни одного еще и не видел.

— Как бы то ни было, на Хальгарду напало не существо из плоти и крови. Я нашла бы следы! Это должен быть дух! — настаивала эльфийка. — Поверь мне, я опытный охотник.

Оле со стоном шевельнулся на своем ложе. Вот он опять… Этот запах, вонь разрытой могилы. Гундар выбрал еловую ветку и бросил ее в огонь. Сухие иголки с треском сгорели. По комнате распространился ароматный дым.

С эльфийкой говорить бессмысленно. Она никогда не поймет, что эти убийства, быть может, имеют какое-то отношение к ней или ее королеве.

Асла взглянула на Гундара. В глазах ее читался немой призыв о помощи. Она собрала полосы ткани и направилась к ложу Оле.

Священнослужитель взял со стола глиняную бутылку и наполнил стакан. Он поспешно опрокинул в себя яблочную водку. Горло обожгло. На глаза у Гундара выступили слезы. Затем он подошел к Асле. Когда она отодвинула занавеску спальной ниши, ему стало плохо. В нос ударил пронзительный запах разложения.

Оле широко распахнул глаза, но не узнал пришедших. Его глазные яблоки закатились так, что видны были только белки. На лбу выступил пот.

Асла промокнула платком дряблое лицо дяди. Оле при этом даже не моргнул.

Затем женщина отбросила в сторону одеяло. Повязки на культях ног Оле были пропитаны коричневой жидкостью. Асла принялась резать бинты. Она убирала их кончиками пальцев и старалась как можно реже касаться дяди.

— Голубые искры… — пробормотал Оле и захихикал.