Когда Вагельмин это понял, он сумел преодолеть свой страх. Он научился двигаться при помощи мысли. Паутина троп альвов придавала структуру этому миру. Она создавала координаты в бездорожной пропасти.

Существо, с которым слила его Сканга, боялось троп альвов, словно непослушная собака — плети своего хозяина. Тварь не отваживалась ступать на эти тропы и тем не менее постоянно стерегла магические пути. Она чувствовала приходящих, как чувствует паук, когда что-то касается его паутины. Мгновение — по крайней мере так казалось Вагельмину — и они появлялись там, где что-то двигалось по паутине. И вместе с другими созданиями тьмы они залегали у тропы альвов, ожидая, когда незваные гости сделают ошибку и сойдут с безопасной дороги.

Если отойти от тропы, сияние сразу гасло. Со стороны Ничто золотая паутина была невидимой. Ее можно было почувствовать, если находишься слишком близко, но она не помогала ориентироваться в темноте. Тварь внутри Вагельмина боялась силы, которой альвы окружили когда-то свои дороги. Но теперь, когда они стали единым целым, они могли беспрепятственно проникать сквозь защитное заклинание. На этот раз Вагельмин насладился страхами своего темного брата, когда повел его на тропу из света.

Только ступив на паутину, Вагельмин вспомнил, что они кого-то ищут. Эльфийку… Королеву! Но он не мог отыскать следа Эмерелль. Вернулось и воспоминание о Шахондине. Разве они пришли в паутину не вместе? Почему отец оставил его? Нашел след правительницы?

Понуждаемый честолюбием, требовавшим не отставать от Шахондина, Вагельмин узнал, что может покинуть Ничто. Там, где много троп альвов пересекаются, образуя звезду, уйти из тьмы легко. Когда он вырвался впервые, он попал в место, полное света и песка. Он стоял в центре широкого черного базальтового круга. Вагельмин с любопытством бродил по морю песка. Но добычи там не было. Земля была мертва, и он вернулся в Ничто.

Затем он отважился на еще несколько небольших вылазок, чтобы испытать свои способности. Он бесцельно проходил звезды альвов, но никогда не задерживался надолго. Там убьет зайца, там маленькую косулю. И только когда заблудился в зимнем степном краю, почувствовал желание остаться подольше. Его белая прозрачная фигура здесь полностью сливалась с пейзажем. Похоже, он, в отличие от хищников, не источал запаха. Он мог безо всяких усилий приблизиться к стаду яков и устроить резню среди животных. Его челюсти не встречали сопротивления, когда он обрушивался на лапы быков. И он без усилий вытягивал свет из животных. Было вкусно ощущать борьбу со смертью. Наблюдать, как уходит жизнь, видеть панику в глазах других животных, не понимавших, что происходит. Свет не насыщал его полностью. Но убийства доставляли ему радость. Или это радовался его темный брат?

Однажды вечером он подкрался к лагерю кентавров и убил женщину, только что родившую жеребенка. Будучи охотником в то далекое время, когда он еще был эльфом, Вагельмин никогда не убивал беременных животных. Это было против всех законов охоты. Теперь ему доставляло глубокое удовольствие нарушать законы. Он убил беззащитного жеребенка, когда тот еще был связан с матерью пуповиной. И кентаврийская женщина умерла со своим ребенком на руках. Почти столь же волнующе было наблюдать за безумием взбесившегося отца, когда тот пьяный вернулся в палатку. Он уже отпраздновал рождение ребенка со своими товарищами. В ярости он пытался лишить себя жизни.

После охоты Вагельмин всегда возвращался в Ничто. Для него оно было подобно огромной безграничной пещере. Пристанищем хищника. А еще он до сих пор надеялся на то, что отыщет след королевы. Сканга была настолько уверена в том, что они почуют Эмерелль… Может быть, нужно просто подождать, пока королева снова войдет в сеть троп альвов? Он почувствует, если она придет сюда. И тогда он украдет ее свет! Все существо его пронизала жгучая боль. Королева — не его добыча. Казалось, тело вот-вот разорвется. Он снова пережил ночь превращения, мгновение, когда Сканга украла у него тело. Он был ее псом! И ему было запрещено причинять королеве боль. Она была добычей Сканги! И если он будет хорошей собакой, то, быть может, однажды снова сможет стать эльфом.

Далекая дрожь пробудила его от воспоминаний. Что-то большое двигалось через сеть. Одна мысль — и он уже у тропы, которую раскачали открытые врата. Сотни людей шли сквозь Ничто. Они источали запах страха. Некоторое время Вагельмин наслаждался им, затем разорвал защиту тропы альвов и принялся бушевать среди беззащитных жертв. При этом он старался быть осторожным. У некоторых были кольчуги, а железо обжигало, когда он прикасался к нему. Но большинство были без доспехов, вооружены только секирой или копьем. Их убивать было легко.

Бестия внутри него пировала, и он охотно предался наслаждению. Дюжина, а то и больше тел увяли, когда он украл у них свет. Испытываемый ими ужас делал убийство еще слаще. Однако скольких бы он ни убил, они не могли утолить его голод. Это было словно питаться устрицами. Можно было вбирать в себя дары моря, но каждый из них давал только мимолетное мгновение удовольствия, прежде чем ты отбрасывал пустую скорлупу.

Поток людей не иссякал. Вскоре Вагельмину понравилось только пробовать их, красть у них всего лишь частичку света. Страх был таким чудесным на вкус! Некоторые люди, видевшие его, впадали в панику и бежали с тропы альвов. Они становились добычей теневых существ, таившихся по ту сторону защитного барьера.

Интересно, откуда идут люди? Его любопытство победило голод чудовища. Вагельмин проследил поток людей до истока. Они входили в Ничто через большую звезду альвов. Он сошел с тропы и затаился. Чудовище чувствовало, что там, снаружи, еще больше людей. Оно хотело вырваться наружу, сеять панику и питаться ужасом. Но Вагельмин вспомнил о железном оружии. По ту сторону врат люди будут сражаться уверенно. Преодолев первый страх, они, быть может, смогут серьезно ранить его. Нужно застать их врасплох. Подкараулить их, когда все разделятся на мелкие группки. Он представил себе, как будет нести ужас в их деревни. Немного терпения, и он беспрепятственно сможет переступить через порог в мир людей! Это будет упоительная охота!

Альфадас двигался от одного человека к другому. Большинство даже не поняли, что по пути сквозь Ничто что-то произошло. Они неуверенно оглядывались по сторонам в новом мире. Войско оказалось в заснеженной долине. Вокруг вздымались мягкие, поросшие лесом холмы. Эльфы разбили несколько шелковых шатров, роскошные знамена трепетали на ветру. Над ними раскинулось ясное голубое небо. Солнце стояло в зените, но тепла не давало. Ледяной ветер бушевал над поляной, неся с собой кристаллики льда, мелкие, словно пыль. Альфадас потер руки. Холод пронизывал до костей. Но еще больше донимал ужас. Герцог смотрел на большой серый менгир, отмечавший место, где пересекались тропы альвов. На камне был нарисован переплетенный узор. Если смотреть на него долго, линии начинали плясать перед глазами. Альфадас отвел взгляд. Что произошло? С отцом и Олловейном они много раз проходили через такие врата, когда искали сына Нороэлль, и всегда боялись, что может сдвинуться время. Но чтобы на тропе мог кто-то напасть, он никогда не слышал.

Совсем рядом в снегу сидел Маг. Он разговаривал со своим младшим братом. Паромщик положил руку Тораду на плечо. Тот закрывал лицо руками.

— Что-то ледяное вошло в мою грудь. Я не успел рассмотреть его. — Торад всхлипнул. — Я… Это было что-то большое, белое. Оно появилось вдруг. Я ничего не мог поделать. Шедший передо мной человек прыгнул в сторону и исчез в темноте. Это было…

Он поднял голову. Его светлые волосы стали реже. Морщины пересекали лицо. Он выглядел как человек, повидавший на своем веку уже лет сорок.

Альфадас знал, что Тораду было всего шестнадцать. Он отвернулся. Никто не мог объяснить, что произошло на тропе альвов. Даже эльфы проявили неуверенность. Они всегда утверждали, что тропы Древних защищены от нападений созданий тьмы. «На самом деле все иначе», — с горечью подумал Альфадас.

К нему подбежал Рагни.

— Я говорил со всеми военными ярлами. Мы потеряли семнадцать человек. И более двадцати… — Он