поднимаются на поверхность и вырезают куски из тел мертвецов. Не у своих, конечно, а у чужих.
— Только у мертвецов, Анг'Ри?
Он улыбнулся беззубым стариковским ртом.
— А тебе-то что до этого? Ну конечно, мертвецы же не могут защищаться. Видишь ли (он подыскивал слова, стараясь избегать слишком сложных сочетаний), ты часто беседуешь с нами о добре и зле. Когда речь идет о том, что надо или не надо делать, чтобы спасти наши шкуры, твои советы хороши, и мы следуем им. «Не есть гниль, не царапаться, промывать раны» — все это очень правильно. Но когда говоришь «хорошо» или «плохо» о вещах, которые для нас не имеют смысла, наши начинают сердиться, а я вынужден объяснять им, что все это — ваши дурацкие табу, и что сам я в них нисколько не верю. Я тебе вот что скажу. Мы — «беспризорные». Это земной термин, он такой жесткий, но мне нравится, я слышал, плаплаплакальщики так нас называли — знаем только одно зло: подохнуть. И только одно добро: выжить. И именно поэтому, — добавил он уже доброжелательнее, — никто из этой банды не тронет тебя: благодаря тебе многие выживают.
«Беспризорные». Этот термин что-то смутно напоминал Виллис, но она слишком устала от всего этого, чтобы заниматься еще и лингвистикой.
Пришла короткая и такая трогательная гефестионская весна.
Виллис поняла это, когда увидела порозовевшее небо и мягкие тени. Огромное и далекое солнце Лебедя больше не садилось, и небесный свод озарялся расплывчатыми полярными сияниями. Выбравшись из подвала через проход, который выходил в центр равнины, девушка не смогла сдержать радостного возгласа: покрывавший землю толстый слой льда внезапно растаял и теперь растекался тысячами ручьев и серебристых речушек, все они бежали к югу. Это было феерическое зрелище — сеть из серебра и алмазов покрывала всю землю. И так же совсем неожиданно поднималась на берегах этих маленьких каналов хрупкая растительность: голубой прозрачный мох, какие-то восковые венчики, похожие на молочай; стрелолист и рябина — скороспелая флора полярной весны. «Ах, Синтия! — прошептала Виллис. — Как это прекрасно!» Она остановилась, ошеломленная, она обращалась к Синтии, к девушке, которая ей не нравилась, но которая, скорее всего, была еще жива, а не к Хеллу и не к Крису…
Вместе с ней вылезли наружу и ее подземные гномы. Они бешено поскакали по равнине, перепрыгивая через ручьи, кувыркались в жесткой траве. Слышались громкие выкрики, но они вскоре затихали — дети привыкли к шепоту, и нагрузка на связки была слишком велик?.. Множество почти обнаженных девочек образовали круг. И с, вытоптанной травы поднимался тонкий аромат раздавленных цветов дикого нарцисса.
Этой ночью никто не пошел спать в подземелья. Маленькие девочки, уставшие от танцев, так и уснули на лишайниках и мхах, завернувшись в свои длинные волосы, а мальчики отправились петь хором на холмах. Их тонкие и чистые голоса разносились далеко в прозрачном воздухе, который умыл весь Гефестион и слабо розовел на западе. Виллис случайно присела над ясным зеркалом одного из ручьев и увидела свое отражение. Она не узнала себя. Уже давно она сбросила скафандр, превратившийся в лохмотья, и накидку из лебединого пуха, задубевшую от грязи. Как и большинство старших девочек, она носила кое-как сшитый из мешковины комбинезон и подобранные, специально для нее снятые — с кого?.. — сапожки. Ее гладкие волосы, когда-то золотые, а теперь почти белые, спускались до колен. Долгие месяцы под землей сделали ее похожей на белого ужа…
Когда через некоторое время она подняла голову, все еще под впечатлением от своего собственного отражения, оказалось, что на Гефестион опускается ночь. И тут яркая золотая игла появилась на небосводе, в ее хвосте искрилась масса рубинов, карбункулов, раскаленных роз… Это не было похоже ни на полет тяжелой «Летающей Земли», ни на геранские звездолеты. Все небо окрасилось в розовый цвет. Поднятые какой-то неведомой силой на ноги, гномы и эльфы Гефестиона воздели к небу раскрытые ладони в едином, чисто рефлекторном порыве. Игла пересекла темный небосвод планеты, следуя своей эллиптической орбите, пронзила линию горизонта и, казалось, утонула в ней…
— Комета! — воскликнул Джелт.
— Ну и что? — отозвалась какая-то девчушка. — Так бывает каждый месяц…
— Неправда, неправда! Это голуб'звезда! Давайте танцевать!
И все пустились в пляс. Танец кометы!
Случилось ли это сразу же, на другой день, когда Анг'Ри пришел к ней чем-то озабоченный? Или прошли недели между тем, что Виллис называла «ночью кометы» и «днем расставания»?
А погода стояла превосходная. На небе появлялись перламутровые облака. Дети почти не покидали поверхность, они охотились и ловили рыбу. Девочки собирали съедобные лишайники и выкапывали под утесом молодые корешки и клубни, похожие на грибы. Пища стала обильнее за счет слепых карпов и угрей, которые, подпрыгивая, пересекали пространство между ручьями. Анг'Ри больше не было нужды заботиться о самом важном для своей маленькой орды: животы округлялись. Надо сказать, что у некоторых девочек они даже слишком округлялись. «Ну конечно, — думала Виллис, вспоминая некоторые детали, отмеченные ее памятью во время пребывания на борту „Летающей Земли“, — им по 12-13 лет. Они играют здесь, как молодые животные. Это сама жизнь. А потом, позднее, в подземелье, они размножаются в крови и страданиях…»
Но не это тревожило Анг'Ри. Он отвел Виллис в сторону, на холм, который возвышался меж двух глубоких ручьев, и сказал ей:
— Я думаю, теперь ты должна покинуть нас, Дама-из-Поднебесья.
У Виллис перехватило дыхание.
— Я сделала вам что-нибудь плохое? — спросила она.
— Нет, — ответил Анг'Ри важно, — ты всегда приходила нам на помощь. Мы очень дорожим тобой, и другие шайки нам завидуют. Поэтому я так говорю. Скоро начнется сезон большой охоты.
— А разве сейчас вы не охотитесь?
— Это другое дело. Не мы будем охотиться.
Он нагнулся, сорвал какой-то злак, как будто ему надо было собраться с мыслями. Виллис чувствовала, что он крайне растерян и расстроен. Несомненно, он говорил все это не по своей воле.
— Понимаешь, — сказал он, — однажды наши мальчики дошли до большой воды. Да, есть такое место, туда надо идти много часов. Там есть очень вкусная рыба и много играющих угрей-прыгунов. Там раньше был один клан, еще больше, чем наш, и жил он в скалах. Так вот — наши ребята нашли только черные сожженные скалы…
— А этот клан?
— Говорю тебе, там больше ничего не было. Так они действуют, когда появляются здесь. Взрослых они уводят с собой, а малышей сжигают…
— Я что-то не понимаю. Кто же этим занимается?
Анг'Ри сделал неопределенный жест рукой:
— Э… девочки зовут их «тенеротыми»…
— Это те, кто уничтожил город-призрак? — спросила Виллис, холодея.
Анг'Ри кивнул.
— Они… обычно они появляются не так уж часто, я хочу сказать, в одном и том же месте. Их появление предвещает, скорее всего, та самая комета. Ведь это звездолет. А в нем — зем'люди, очень могущественные. И звездолет не разбился, он может снова взлететь. Так вот, тенеротые должны спешить. Никто не должен уйти'т'сюда…
— Почему?
— Эта часть неба принадлежит им…
— Но их совсем не видно на Гефестионе!
— Ты еще плохо понимаешь меня, — сказал Анг'Ри. — А я не могу объяснить лучше. Никогда не знаешь — может быть, нас кто-то подслушивает. Ведь здесь пролегает оживленный путь в другие места неба. И вокруг много всего, и все так перемешалось… А за всем этим стоят тенеротые, которые стараются заманить пролетающие корабли. Ты должна понимать все это лучше меня… Они ищут не нас именно, просто они уничтожают любую жизнь, которую им удается обнаружить. Единственное, что нам остается — рассредоточиться: может быть, такие ничтожные проявления жизни не заинтересуют их ра-да-ры.
Он заботливо выделял каждую букву, каждый слог.
