она непременно сообщила бы тебе, что продала его мне.
— Верно, не сказала. Зато оставила у нее в спальне записку.
— И графиня, несомненно, поймет, что мы были вместе и провели здесь ночь. Так что, считай, ты скомпрометирована, — продолжал Грейстил с веселой и жизнерадостной улыбкой. — Поэтому теперь, во избежание бесчестья тебе придется выйти за меня замуж.
Велвет вздохнула с облегчением — она была ужасно рада, что именно Грейстил первый заговорил о браке.
— Знаешь, не могу отделаться от ощущения, что ты, Грейстил Монтгомери, по-прежнему ведешь против меня боевые действия. И сейчас ты говоришь так, как если бы обошел меня с флангов и окружил. Так что мне осталось только одно — сдаться! — добавила она со смехом.
Грейстил провел ладонью по ее щеке и заглянул ей в глаза:
— Так ты действительно сдаешься?
Чуть отстранившись, Велвет окинула взглядом его мускулистое тело, потом с улыбкой ответила:
— У вас очень грозный арсенал, сэр. Но я бы предпочла, чтобы вы попросили меня стать вашей женой, а не требовали этого.
— Извини, дорогая. Просто я… привык отдавать команды.
— Что делает тебя совершенно неотразимым! — со смехом подхватила Велвет шепотом.
«А может, неотразимым меня делает принадлежащий мне Роухемптон?» — подумал Грейстил. Сжимая ее в своих могучих объятиях, он проговорил:
— Ты выйдешь за меня замуж, Велвет Кавендиш?
— Выйду, Грейстил Монтгомери. И желательно, чтобы это случилось до того, как я снова увижу вдовствующую графиню.
— Сент-Брайдз — ближайшая от моего дома церковь на Солсбери-Корт. Мы можем повенчаться там, как только вернемся в Лондон. Сегодня днем — если это тебя устраивает.
— Давай побудем в Роухемптоне хотя бы еще один день, — попросила Велвет. — Мне хочется, чтобы сегодня мы отправились на верховую прогулку и обследовали каждый уголок этого райского местечка.
Грейстил провел ладонью по заросшему черной щетиной подбородку.
— У меня здесь даже бритвы нет, — проворчал он. — Да и переодеться не во что.
— Меня это совершенно не волнует! — Велвет толкнула его на подушки. — Ты мне нравишься небритый и совершенно голый.
Он протянул руку и коснулся пальцами ее щеки.
— У тебя такая белая нежная кожа… Без малейшего изъяна. Боюсь, моя щетина оцарапает ее.
— О, замечательно! Обещаешь?! — воскликнула Велвет, самым недвусмысленным образом давая понять, чего именно хочет в данный момент, причем немедленно.
Грейстил, однако, не торопился. Прежде всего он медленно, очень медленно уложил ее на постель так, чтобы прекрасные золотистые локоны Велвет рассыпались по подушке. Затем, все также неторопливо, принялся ласкать ее — целовал и поглаживал каждую впадинку и выпуклость у нее на теле, и все его прикосновения были легки, как прикосновения крыльев бабочки.
Час спустя, утомленная страстью, Велвет лежала на постели, а Грейстил, глядя на нее с улыбкой, говорил:
— О, дорогая, это было великолепно. Прежде мне не приходилось испытывать ничего подобного. — Нежно поцеловав ее, он прошептал: — Велвет, ты просто ангел.
Она зевнула и, потянувшись, пробормотала:
— Ангелу сейчас ужасно хочется принять ванну.
— В твоей спальне есть небольшая ванна. Если хочешь, я мигом натаскаю в нее горячей воды. А потом мы поедем на прогулку.
Отправившись по хозяйственным делам, Грейстил застал на кухне Эмму, завтракавшую с миссис Клегг.
— Доброе утро, дамы. Надеюсь, вас обрадует тот факт, что Велвет согласилась выйти за меня замуж. После венчания мы скорее всего будем жить в Роухемптоне. По этой причине придется увеличить штат прислуги, и я хочу спросить вас, Эмма, не хотели бы вы поступить ко мне на службу?
— Буду рада служить вам, лорд Монтгомери. Честно говоря, здесь мне нравится гораздо больше, чем в Лондоне. В городе сейчас ужасно много солдат, и они пугают меня…
— Поздравляю вас, милорд, — сказала миссис Клегг. — Эмма будет очень хорошей помощницей. Мне ее будто сам Господь Бог послал.
— Прикажете отнести мистрис Кавендиш поднос с завтраком, сэр? — спросила девушка.
— Только хлеб и мед. Мы отправимся на верховую прогулку, как только она примет ванну. Между прочим, я тоже был солдатом почти двенадцать лет.
Эмма взглянула на него с улыбкой:
— Но вы же роялист, милорд. А я боюсь этих проклятых Богом «круглоголовых».
Грейстил галантно поклонился дамам, после чего наполнил ведро горячей водой и отправился с ним наверх. Разрезая свежеиспеченный хлеб, Берта сказала:
— Очень романтичная история… Но хочу заметить, далеко не первая, происходящая под кровом этого дома. Легенда гласит, что всякая незамужняя пара, которая провела здесь ночь, награждается даром взаимной любви и потом живет счастливо до самой смерти.
— Мистрис Кавендиш помолвлена с лордом Монтгомери с семилетнего возраста, — со значением произнесла Эмма.
— Что ж, пусть так. Но много ли ты знаешь помолвленных, которые бы и впрямь страстно любили друг друга? Нет, все дело в романтической атмосфере Роухемптона.
Два часа спустя Грейстил и Велвет удалялись от деревушки Ричмонд, где Грейстил приобрел кое-что из вещей, в том числе и бритву. Теперь они с Велвет возвращались в Роухемптон, находившийся в миле от деревушки.
Взглянув на небо, Грейстил сказал:
— Видишь вон там черную полосу? Она означает скорую непогоду.
— Наше чудесное лето подходит к концу, — со вздохом произнесла Велвет. — Я знаю, что уже наступил сентябрь, но никак не могу вспомнить, какое сегодня число.
— Сегодня третье сентября. Годовщина битвы при Данбаре и Вустере. Они обе произошли в этот день, с разницей в год.
— Чарлз сражался при Данбаре, и ему еще повезло, что унес оттуда ноги, — заметила Велвет.
— Да, повезло, но не очень… — пробурчал Грейстил. — Жители Шрусбери закрыли тогда перед ним ворота, а Глостер проигнорировал его призывы о помощи. У Чарлза было двенадцать тысяч северян, но шотландцы находились на марше целых три недели и совершенно вымотались, когда прибыли к полю боя. Помнится, Чарлз тогда сказал: «Здесь для меня корона — или гроб».
— А ты что, присутствовал при этом? — удивилась Велвет.
— Да, присутствовал… А вот и дождь начинается. Надо поторопиться, иначе промокнем насквозь.
Они пустили лошадей в галоп, но все же им не удалось спастись от дождя, так что оставалось лишь шутить по этому поводу. Когда наконец они добрались до Роухемптона и завели лошадей в конюшню, их одежда промокла насквозь, а мокрые пряди волос липли к щекам. При всем том они первым делом позаботились о лошадях и лишь после этого, держась за руки и смеясь, словно маленькие дети, побежали к дому. Поднимаясь по лестнице, они оставляли после себя огромные лужи. Когда же вошли в дом, Грейстил отправился растапливать камин, а Велвет взяла несколько полотенец.
Грейстил помог ей снять платье для верховой езды и нижнее белье, после чего стал тщательно вытирать ее. Потом разделся сам и повесил свою одежду сушиться около камина. Взглянув на Велвет, он с улыбкой сказал:
— Природа вступила со мной в союз, дабы заставить тебя раздеться.
Внезапно раздался стук в дверь, и тотчас же послышался голос Эммы:
— Это я… Принесла вам ленч… Пожалуй, оставлю-ка я его у двери.
— Спасибо! — со смехом крикнула Велвет. — Ты за нас не волнуйся! В один прекрасный день мы