— Сними.

— Ну так и быть.

Она сняла пилотку и тряхнула рассыпавшимися волосами, а потом, откинув голову, посмотрела на Томаса Хадсона, и он увидел знакомый открытый лоб, и знакомую колдовскую волнистость волос все такого же цвета спелой пшеницы с серебристым отливом, и высокие скулы, и чуть запавшие щеки под ними, чуть запавшие, от чего, как ни взглянешь, так и защемит сердце, и плосковатый нос, и размазанные его поцелуями губы, и прелестный подбородок, и линию шеи.

— Как я выгляжу?

— Сама знаешь.

— Тебе уже приходилось целовать женщину в таком костюме? И оцарапываться о пуговицы армейского образца?

— Нет.

— А ты меня любишь?

— Я тебя всегда люблю.

— Нет, а вот сейчас, сию минуту — любишь?

— Да, — сказал он, и у него запершило в горле.

— Тем лучше, — сказала она. — Плохо бы тебе было, если б не любил.

— Ты сюда надолго?

— Только до вечера.

— Я хочу еще поцеловать тебя.

— Ты же сказал, что за это нас арестуют.

— Ладно, потерпим. Что ты будешь пить?

— Есть тут порядочное шампанское?

— Да. Но есть и местные напитки, которые очень хороши.

— Очевидно. Сколько порций ты уже выпил сегодня?

— Не знаю. Десять или двенадцать.

— Но пьяного в тебе только тени под глазами. Ты влюблен в кого-нибудь?

— Нет. А ты?

— Потом разберемся. Где твоя стерва-жена?

— В Тихом океане.

— Хорошо бы поглубже. Саженей так на тысячу. Ох, Томми, Томми, Томми, Томми, Томми.

— Ты в кого-нибудь влюблена?

— Кажется, да.

— Негодяйка.

— Ужасно, правда? Первый раз мы встречаемся после того, как я ушла от тебя, и ты ни в кого не влюблен, а я влюблена.

— Ты ушла от меня?

— Это моя версия.

— Он славный?

— Он? Да, очень славный, как бывают славными дети. Я очень нужна ему.

— А где он сейчас?

— Это военная тайна.

— И ты туда едешь?

— Да.

— К какому ты принадлежишь ведомству?

— Мы — СОДВ105.

— Это все равно что УСС106?

— Да нет же, глупый. Не прикидывайся дурачком и не строй из себя обиженного только потому, что я влюблена в кого-то. Ты же ведь не спрашиваешь моего совета, когда собираешься в кого-то влюбиться.

— Ты его очень любишь?

— Я вовсе не говорила, что я его люблю. Я сказала, что влюблена в него. А хочешь, сегодня даже и влюблена не буду, раз тебе это неприятно. Я ведь здесь только на один день. Я не хочу быть нелюбезной.

— Ну тебя к черту, — сказал он.

— Может быть, мне взять машину и вернуться в отель? — спросила Гинни.

— Нет, Гинни. Мы сперва выпьем шампанского. У тебя машина есть? — спросила она Томаса Хадсона.

— Есть. Стоит там на площади.

— Можем мы поехать к тебе?

— Конечно. Позавтракаем здесь и поедем. А можно прихватить чего-нибудь и поесть дома.

— До чего это замечательно вышло, что мне удалось попасть сюда.

— Да, — сказал Томас Хадсон. — А откуда ты вообще знала, что здесь можно кое-кого встретить?

— Мне сказал один человек на аэродроме в Камагуэе, что ты здесь бываешь. И мы решили: не найдем тебя, посмотрим Гавану.

— Так давай посмотрим Гавану.

— Нет, — сказала она. — Пусть уж Гинни одна смотрит. А может быть, у тебя кто-нибудь есть, кто бы показал Гинни Гавану?

— Найдется.

— Только к вечеру мы должны вернуться в Камагуэй.

— В котором часу самолет?

— В шесть, кажется.

— Все устроим, — сказал Томас Хадсон.

К их столику подошел молодой человек, кубинец.

— Простите, пожалуйста, — сказал он. — Мне хотелось бы получить у вас автограф.

— С удовольствием, — сказала она.

Он подал ей открытку с изображением бара и Константе за стойкой, сбивающего коктейль, и она расписалась актерским размашистым почерком, так хорошо знакомым Томасу Хадсону.

— Не стану говорить, что это для моей маленькой дочки или для сына-школьника, — сказал молодой человек. — Это для меня самого.

— Тем приятнее, — сказала она и улыбнулась ему: — Очень мило, что вы меня попросили об этом.

— Я видел все ваши фильмы, — сказал молодой человек. — Я считаю вас самой красивой женщиной в мире.

— Чудесно, — сказала она. — Пожалуйста, продолжайте считать так.

— Не окажите ли вы мне честь выпить со мной?

— Мы тут пьем с моим другом.

— Я вашего друга знаю, — сказал молодой человек. — Мы знакомы уже много лет. Можно к вам подсесть, Том? Тем более у вас две дамы.

— Мистер Родригес, диктор городского радио, — сказал Томас Хадсон. — А как ваша фамилия, Гинни?

— Уотсон.

— Мисс Уотсон.

— Рад познакомиться, мисс Уотсон, — сказал диктор. Он был красивый молодой человек, черноволосый, загорелый, с ласковыми глазами, приятной улыбкой и большими, ухватистыми руками бейсболиста. Он и в самом деле играл в бейсбол, и не только в бейсбол, но и в азартные игры, и в его привлекательности было нечто от привлекательности профессионального игрока.

— Может быть, мы позавтракаем все вместе? — сказал он. — Сейчас как раз время ленча.

— Нам с мистером Хадсоном нужно съездить за город, — сказала она.

— Я охотно позавтракала бы с вами, — сказала Гинни. — Вы мне очень понравились.