Томас Хадсон глянул в распахнутую дверь и увидел входившее в гавань красивое белое судно типа плавучего дома. Эти суда обычно фрахтуют в Майами или другом ближнем порту для поездок вдоль флоридских островов, а в такой день, как вчера, безветренный и тихий, оно благополучно могло пересечь и Гольфстрим. Но сегодня ему, с его мелкой осадкой и громоздкими палубными надстройками, должно быть, пришлось нелегко. Удивительно было, как оно вообще сумело пройти над большой банкой в такую волну.
Яхта дошла до середины гавани и стала на якорь. Томас Хадсон и Бобби смотрели на нее с порога. Она была вся белая и блестящая, и на палубе толпились люди, тоже все в белом.
— Клиенты, — сказал Бобби. — Надеюсь, приличная публика. К нам ни одна такая большая яхта не заходила с тех пор, как окончился лов тунца.
— Откуда она?
— Я ее первый раз вижу. Хороша, ничего не скажешь. Но только не для пролива строена.
— Вероятно, она вышла около полуночи, еще в штиль, а ветер застиг ее где-нибудь на полдороге.
— Скорей всего, так, — сказал Бобби. — Досталось ей, верно, — и покачало и побросало. Ветер прямо- таки шквальный. Ну, скоро мы узнаем, кого она нам привезла. Том, голубчик, дайте я вам приготовлю чего- нибудь. Просто не могу видеть, как вы сидите и не пьете.
— Ладно. Стакан джину с тоником, — сказал Томас Хадсон.
— Тоника не осталось. Джо вчера последний ящик забрал к вам домой.
— Ну, тогда виски с лимоном.
— Ирландского виски с лимоном и без сахара, — сказал Бобби. — Готовлю три. Вон Роджер идет.
Томас Хадсон оглянулся и увидел его.
Роджер вошел в бар. Он был босиком, в линялых бумажных штанах и полосатой тельняшке, севшей от частой стирки. Когда он облокотился о стойку, мышцы на спине выпукло обозначились под натянувшейся тканью. В темноватом помещении бара кожа его казалась совсем коричневой, а волосы были пегие от солнца и морской соли.
— Ребята все еще спят, — сказал он Томасу Хадсону. — Кто-то избил Эдди. Ты видел?
— Он вчера до поздней ночи дрался то с одним, то с другим, то с третьим, — сказал ему Бобби. — Но в общем так, ничего серьезного.
— Не люблю, когда с Эдди что-нибудь случается, — сказал Роджер.
— Да ничего страшного не случилось, Роджер, — заверил его Бобби. — Ну, пил, ну, лез в драку, если кто не верил его рассказам. Повредить ему ничего не повредили.
— Я все никак не могу успокоиться из-за Дэвида, — сказал Роджер Томасу Хадсону. — Не должны мы были до этого допускать.
— По-моему, он уже оправился, — сказал Томас Хадсон. — Во всяком случае, спит с вечера крепким сном. А если кто и виноват, так не ты, а я. Мое дело было вовремя прекратить это.
— Нет. Ты положился на меня.
— Я отец, я и виноват, — сказал Томас Хадсон. — Я не имел права перекладывать на тебя свою ответственность. Есть вещи, которые передоверять нельзя.
— Но я эту ответственность принял, — сказал Роджер. — Я не думал, что он пострадает. И Эдди так не думал.
— Знаю, — сказал Томас Хадсон. — Я и сам не думал. Мне казалось, что тут важно другое.
— И мне так казалось, — сказал Роджер. — А теперь я себя чувствую эгоистом и скотиной.
— Я отец, — сказал Томас Хадсон. — Вся вина на мне.
— Свинство, конечно, получилось с этой рыбой, — сказал Бобби, пододвинув к ним два стакана, а третий оставив себе. — Ну, давайте выпьем за то, чтобы в следующий раз попалось еще побольше.
— Нет, — сказал Роджер. — Еще побольше я даже видеть не хочу.
— Что с вами такое, Роджер? — спросил Бобби.
— Ничего.
— А я решил написать эту рыбу. Дэвиду на память, — сказал Томас Хадсон.
— Вот это здорово. Думаете, выйдет?
— Постараюсь, чтобы вышло. Она у меня перед глазами, и мне кажется, я сумею с ней справиться.
— Конечно, сумеете. Вы все сумеете. А любопытно, что за публика там на яхте.
— Слушай, Роджер, это ты, значит, прогуливал свою совесть по всему острову?
— И босиком, — сказал Роджер.
— А я вот свою принес сюда, с заходом на пристань к капитану Ральфу.
— Мне свою не удалось разгулять, а размачивать я и пытаться не буду, — сказал Роджер. — Хотя эта штука очень вкусная, Бобби.
— То-то, — сказал Бобби. — Сейчас приготовлю вам еще порцию. Лучшее средство против угрызений совести.
— Я не смел рисковать, когда это касалось ребенка, — сказал Роджер, — да еще чужого ребенка.
— Вопрос в том, ради чего ты рисковал.
— Это не меняет дела. С детьми рисковать нельзя.
— Верно. Я, однако, знаю, ради чего я рисковал. Не ради рыбы, как ты понимаешь.
— Понимаю, — сказал Роджер. — Но именно с ним не нужно было этого делать. С ним даже допускать ничего подобного нельзя было.
— Проспится, и все будет в порядке. Увидишь. Он очень душевно стойкий мальчик.
— Он мой герой, — сказал Роджер.
— Это, во всяком случае, лучше, чем когда ты сам был своим героем.
— Еще бы не лучше, — сказал Роджер. — Он ведь и твой герой тоже.
— Не спорю, — сказал Томас Хадсон. — Его на нас обоих хватит.
— Роджер, — сказал, мистер Бобби. — Вы с Томом ни в каком не в родстве?
— А что?
— Да так, мне подумалось. Очень у вас много общего.
— Благодарю, — сказал Томас Хадсон. — А ты за себя сам поблагодаришь, Роджер?
— Благодарю от всей души, Бобби, — сказал Роджер. — Неужели, по-вашему, я похож на эту помесь художника с человеком?
— Вы похожи, как четвероюродные братья, а ребята похожи на вас обоих.
— Нет, мы не родня, — сказал Томас Хадсон. — Просто мы жили в одном и том же городе и часто делали одни и те же ошибки.
— Ну и пес с ним, — сказал мистер Бобби. — Пейте и оставьте свою совесть в покое. Нашли о чем говорить в баре ранним утром. Кто только мне не жалуется на угрызения совести — и негры, и матросы с грузовых барж, и яхтенные коки, и миллионеры, и жены миллионеров, и контрабандисты, и бакалейщики, и одноглазые ловцы черепах, и просто всякая сволочь. Не будем хоть начинать с этого день. В такую погодку пить надо, а не о совести разговаривать. Да и вообще эти разговоры устарели. С тех пор как появилось радио, все только и делают, что слушают Би-Би-Си. А для совести уже нет ни времени, ни места.
— И вы тоже слушаете, Бобби?
— Только Большого Бена. От остального меня тоска берет.
— Бобби, — сказал Роджер, — у вас хорошая голова и доброе сердце.
— Ошибаетесь насчет и того и другого. Но я рад, что вы хоть немножко повеселели.
— Это точно, — сказал Роджер. — Как вы думаете, кого нам привезла эта яхта?
— Клиентов, — сказал Бобби. — Выпьем-ка еще по стаканчику, чтобы я был готов обслужить их как следует, кто бы они ни были.
Пока Бобби выжимал из лимонов сок и готовил коктейли, Роджер сказал Томасу Хадсону:
— Я не хотел пороть чушь насчет Дэви.
— Ты этого и не делал.
— Я хотел сказать вот что. А, черт, как бы это выразить попроще! Ты не зря съязвил насчет того, что я сам был своим героем.
— Я никакого права не имею язвить.
— Со мной имеешь. Вся беда в том, что в этой проклятой жизни так давно уже ничего не получается