Падишах стал жаловаться на жажду и на голод. Тогда Бирбал достал из сумки сушеного гороху, поделил пополам, и они принялись жевать.

В это время мимо проходили деревенские женщины. Лошади заржали. Падишах спросил у крестьянок:

— Смотрите-ка, лошади увидели вас и заговорили. Что они вам сказали?

Женщины были неглупые, из тех, что в карман за словом не лезут. Одна крестьянка, не задумываясь, ответила падишаху:

— О путники! Они клянут свою судьбу. Говорят: коли эти всадники едят наш корм, то кто же их повезет?

Инд.

117

Одна девушка по имени Кахереро из племени караджа[30] вышла замуж за богатого. Как-то послали ее в лес за хворостом. Солнце бежало по небу так быстро, что Кахереро и собрать еще ничего не успела, как уже наступила ночь. Стала она тогда плакаться своей матери:

— Для чего же я выходила замуж за богатого, если мне приходится так быстро работать? Этого я не выдержу! Заставь солнце ходить помедленней.

Тогда мать послала на небо своего сына, и тот перешиб солнцу одну ногу. И с тех пор оно движется медленнее.

Индейск.

118

Как-то днем, в самую жару, Касед шел по степи. Он был голоден и ему хотелось пить. Так как он был человек набожный и связей с Богом не терял, то подумал: «Неплохо было бы Господу подбросить мне сто туманов[31]».

Он закрыл глаза, помолился и обратился к Богу:

«О Всевышний, я пройду с закрытыми глазами сто шагов, и когда я их открою, то пусть передо мной лежат сто туманов, сброшенных тобой».

Касед прошел сто шагов, открыл глаза, но денег не оказалось. «Должно быть, я много запросил, — решил Касед, — поэтому Бог и не послал мне деньги. Попрошу-ка я пятьдесят туманов».

Попросил он пятьдесят туманов, но и их не было. А голод все больше одолевал Каседа. Тогда попросил он послать ему десять туманов. Потом он попросил один туман, но и его не получил. А проходил он в это время мимо горы. Обозлившись, он сказал:

«О Боже, раз ты не внемлешь моим просьбам, то я не хочу больше жить. Сбрось камень мне на голову, чтобы я умер!»

В это время по горе проходил пастух, у него из-под ноги вырвался камень и покатился прямо на Каседа. Тот успел отскочить и спрятаться под уступом горы. Когда камень уже лежал на земле, Касед поднялся и обратился к Богу. «О Всевышний, я просил у тебя сто туманов, ты не дал, попросил пятьдесят туманов, ты не дал, а когда я попросил сбросить камень, ты бросил…»

Тут Касед сунул в рот палец, поразмыслил, вынул палец изо рта, поднял голову к небу и сказал: «О Боже, как бы там ни было, а мы тоже не простачки, если сумели увернуться от твоего опасного камня!»

Перс.

119

Как-то Молла повздорил с одним человеком, и его привели к правителю. Оказалось, что несколько дней назад Моллу уже приводили к нему по какому-то другому делу.

Правитель, увидев Моллу, сказал:

— Как тебе не стыдно, Молла! Ты уже второй раз приходишь

сюда.

— Что же тут такого? — спросил Молла.

— Как то есть, что тут такого? — спросил правитель, — Разве ты не знаешь, что честный человек сюда не придет?

— Послушай, — возразил Молла, — я всего второй раз прихожу сюда, а ты пропадаешь здесь каждый день.

Азерб.

120

Когда еще в Галиче жил король Данило[32], у него был такой мастер, который делал ему деньги. Этот мастер в золоте купался, но свободы не имел. Король Данило сам открывал ту кассу, где работал тот мастер, закрывал его и отпускал собственноручно, когда необходимо было мастеру куда-нибудь выйти. Он лишь один знал о всех богатствах короля, этот мастер.

И так разбогател, что и понятия не имел, что можно голодным быть. Вот однажды он и говорит королю:

— Золото — царь!

А Данило поправляет его:

— Нет, любезнейший, хлеб — всему голова!

— Нет, золото и серебро!

Так они спорили до тех пор, пока король не повернулся и не вышел из мастерской. А на следующий день увидел король Данило надпись на стене, выведенную золотом: «Хлеб — болото, а всему голова — серебро и золото!».

Данило ничего не сказал. А еще на следующий день привел мастера, закрыл его; в этот момент вестовые примчались — враг идет. Данило собрал дружину, отправились в поход. Ушел король воевать, а о мастере забыл. Забыл, что оставил его за закрытыми дверями. А действовал жестокий закон, изданный королем. По нему никто, под страхом смерти, не смел к кассе подходить.

Минуло несколько месяцев. Данило с войском возвратился домой. Ожидал он от мастера-золотаря подарок получить в честь победы, а его — нет. И тут он вспомнил. Соскакивает с коня, бежит к кассе, открывает дверь, а на куче золота лежит труп мастера, на стене золотом написано: «Золото — лишь болото, а хлеб — царь!»

Вот так, жизнь научила…

Укр.

121

Есть такое предание о первой встрече Моллы Насреддина с Тимуром.

Говорят, Тимур позвал Моллу к себе во дворец. Тот пришел и увидел, что комната полна народа. Все сидели кругом на полу. Только Тимур сидел на высоченной тахте. Молла тотчас поклонился и сказал:

— Здравствуй, Боже!

— Я не Бог, — ответил Тимур, — Я…

Молла не дал ему договорить:

— Я готов за тебя жизнь отдать, святой Азраил!

— Что ты говоришь! — сказал Тимур, — Какой из меня Азраил?

— Я не понимаю, — ответил Молла, — раз ты не Бог и не ангел, то слезай и садись, как человек, рядом со всеми этими людьми. Почему же ты залез так высоко, на самое небо?^{5}

Азерб.

122

Однажды эмир стрелял из лука. Были с ним и другие стрелки, но никто не попал в цель. В это время подошел факир[33] и попросил милостыню. Эмир дал ему свой лук и стрелы и приказал стрелять. Тот взял лук и стрелы, прицелился и — на все Божья воля! — не поразил цель. Эмир очень обрадовался, дал ему сто золотых и сказал:

— Ну, а теперь иди!

— Я просил у тебя милостыню, — говорит факир, — а ты ничего мне не дал.

Эмира огорчили эти слова, он сказал:

— Я же только что дал тебе сто золотых, а ты говоришь, что ничего не получил.