Как в кошмарном сне, одержимый неистовым отчаянием, стиснув зубы и обливаясь потом, Спенсер старался заставить машину снова подчиняться ему; одной рукой он вцепился в сектор газа, а другой — в штурвал. Внутри, он чувствовал, разгоралось чувство злобы и отвращения к себе. Он не только потерял высоту, но и скорость, практически, тоже. Его мозг отказывался воспринимать события последних двух минут. Все, что он помнил — это то, что произошло что-то, что приводило его в ярость. Что может его оправдать? Он не мог потерять высоту всего за несколько секунд, они должны были постоянно снижаться для этого. Ведь не так давно он смотрел на указатель вертикальной скорости — или не в нем дело? Может быть — топливо?

Он чувствовал непреодолимое, почти неконтролируемое, желание заорать. Заплакать, как ребенок. Выбраться отсюда и бежать от приборов, издевающихся стрелок, бесчисленных шкал; бросить все и бежать отсюда в теплый салон, бежать и кричать: «Я НЕ СМОГ! Я ГОВОРИЛ ВАМ, ЧТО НЕ СМОГУ, А ВЫ НЕ СЛУШАЛИ МЕНЯ! НИКОГО НЕЛЬЗЯ ЗАСТАВИТЬ СДЕЛАТЬ ЭТО…».

— Мы набираем высоту, — дошел до него голос Джанет, показавшийся ему необычным, и в этот момент до него донеслись крики и женский визг из пассажирского салона — пронзительный, безумный.

Он услышал мужской крик:

— Он не пилот, я говорю вам! Они оба лежат там! Мы погибнем!

— Замолчите и сядьте на место, — четко произнес Бэйрд.

— Вы мне не указ…

— Я сказал, назад! На место!

— Все в порядке, док, — донесся простуженный голос «Тушенки», пассажира с ланкаширским акцентом, — предоставьте это мне.

Спенсер на мгновенье закрыл глаза, стараясь успокоить прыгающие перед ним светящиеся шкалы. Он был совершенно не в себе, с горечью констатировал он. Человек может всю свою жизнь прыгать с парашютом, но, что ни говори, он никогда не совершит этого, если не будет отлично подготовлен. В первый раз они попали по-настоящему в критическую ситуацию, в первый раз от него потребовалось приложить все усилия, и он пал духом. Это было хуже всего: знать, что твое тело больше не может служить тебе, как старый автомобиль скатывается обратно, добравшись почти до самой вершины горы.

— Прошу прощения, — проговорила Джанет.

Все еще вцепившись в штурвал, он бросил на нее полный удивления взгляд.

— Что? — тупо переспросил он.

Девушка повернулась в его сторону. В зеленоватом свете приборной панели ее лицо казалось почти прозрачным.

— Я очень сожалею, — просто сказала она, — вам тяжело, а я не могу вам помочь.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — грубо оборвал он ее.

Он не знал, что еще сказать. Он слышал шум в пассажирском салоне, громкие рыдания. И ему было очень стыдно.

— Постараюсь поднять машину как можно быстрее, — сказал он. — Просто пологий подъем, иначе мы опять начнем падать.

Перекрывая рев двигателей, до них донесся голос Бэйрда:

— Что там у вас происходит? У вас все в порядке?

— Простите, док! Я не смог удержать ее. Сейчас все в порядке, я полагаю, — ответил Спенсер.

— Старайтесь, по крайней мере, не терять высоту, — недовольно бросил тот. — Там люди, им очень- очень плохо.

— Это моя ошибка, — сказала Джанет.

Она видела, что доктора шатает от усталости и он держится за косяк двери, чтобы не упасть.

— Нет, нет, — запротестовал Спенсер, — если бы не она, мы бы уже разбились. Я просто не могу управлять этой штукой — вот и все.

— Чепуха, — резко бросил Бэйрд.

Они услышали мужской крик: «Включите радио!» и громкий голос доктора, обращающийся к пассажирам:

— Послушайте меня, вы все! Паника — это самое опасное и самое страшное, что может быть в нашем положении.

Но тут дверь с грохотом захлопнулась, и они опять остались одни в полной тишине.

— Отлично придумано, — твердо сказала девушка. — Я должна сообщить это капитану Трэливену.

— Да, — согласился Спенсер. — Расскажи ему все, что у нас случилось, и что мы снова набираем высоту.

Джанет переключилась на передачу и вызвала Ванкувер. Но никто не ответил. Она повторила вызов и опять не получила ответа. Спенсер почувствовал внутри знакомый холодок страха. Усилием воли он постарался подавить его.

— В чем дело? — спросил он. — Ты уверена, что включила передачу?

— Да, я думаю, да.

— Подуй в микрофон. Если он включен, ты это услышишь.

Джанет так и сделала.

— Да, я слышу, все в порядке. Хелло, Ванкувер! Хелло, Ванкувер! Говорит рейс 714. Вы меня слышите?

Молчание.

— Хелло, Ванкувер! Говорит 714. Пожалуйста, ответьте!

Опять молчание.

— Дай я попробую, — сказал Спенсер.

Он снял правую руку со штурвала и нажал кнопку на своем микрофоне.

— Хелло, Ванкувер! Хелло, Ванкувер! Говорит Спенсер, рейс 714. У нас ЧП. Ответьте, пожалуйста.

Ответом ему было гробовое молчание, плотное и осязаемое, как стена. Казалось, они были одни в целом свете.

— Посмотри на шкалу настройки, — бросил он, — я уверен, что у нас все в порядке.

Они пробовали еще и еще, но все безуспешно.

— Вызываю всех, кто меня слышит. Мэйдэй! Мэйдэй! Мэйдэй! Говорит рейс 714, мы нуждаемся в помощи. Ответьте кто-нибудь!

Лишь молчание было ответом.

— Бесполезно! Мы, наверное, потеряли частоту.

— Как это могло случиться?

— Не знаю, не спрашивай. Все может случиться в нашем положении. Джанет, тебе придется поискать их на всем диапазоне.

— А это не очень рискованно — менять частоту?

— Если я не ошибаюсь, то она уже поменялась. Все, что я знаю, это то, что без радио я могу бросить управление и сложить руки. Я не знаю, где мы находимся, но даже если бы я знал это, я не смогу посадить самолет с первого захода.

Джанет выскользнула из кресла и дотянулась до радиопанели. Медленно вращая ручку настройки, она чутко вслушивалась в шипение и треск, доносившиеся из наушников.

— Я все прокрутила, — сказала она.

— Давай еще раз, — бросил Спенсер. — Делай что-нибудь! Если надо, мы будем вызывать на каждой частоте.

Внезапно донесся далекий голос.

— Подождите, вот они! — Джанет щелкнула ручку настройки обратно. — Добавьте громкость!

— …128,3, — сказал голос в наушниках. — Ванкувер — рейсу 714. Измените частоту на 128,3. Повторите.

— Держи их, — бросил Спенсер девушке. — Мы родились под счастливой звездой. Это та частота? Ответь им быстрее!