Расставшись с Кеттерингом и Мони на манхэттенской стороне моста Куинсборо, Гарри Партридж и Минь Ван Кань решили выкроить время и пообедать пораньше в “Вольфе деликатессен” на углу Пятьдесят седьмой улицы и Шестой авеню. Оба заказали по большому горячему сандвичу с пастрами; за едой Партридж не сводил глаз с Миня, который был сегодня каким-то задумчивым и озадаченным, хотя это и не отразилось на профессиональном уровне его работы в похоронном бюро Годоя.
Минь сидел напротив и с бесстрастным видом жевал сандвич.
— Тебя что-то гложет, старина? — спросил Партридж.
— Есть немного. — Ответ был типично ванканьевский, и Партридж знал, что большего ему сейчас не добиться. Минь расскажет ему все сам, когда сочтет нужным, — в свое время и на свой лад.
А пока что Партридж поведал Миню о своем намерении вылететь в Колумбию, может быть, завтра. Он добавил, что сомневается, стоит ли ему брать с собой кого-нибудь еще. Он поговорит на эту тему с Ритой. Но если возникнет необходимость в съемочной группе — завтра или позднее, — ему бы хотелось, чтобы Минь был с ним.
Ван Кань помолчал, обдумывая свое решение. Потом кивнул:
— Хорошо, Гарри, ради тебя и Кроуфа я на это пойду Но в последний раз — с приключениями покончено. Партридж был ошарашен.
— Ты хочешь сказать, что бросаешь работу?!
— Я дал слово дома — вчера вечером был разговор. Жена хочет, чтобы я больше времени проводил с семьей. Я нужен детям, да и собственным бизнесом надо вплотную заняться. Так что по возвращении я с работы ухожу.
— Но это как гром среди ясного неба! Ван Кань слегка улыбнулся, что случалось с ним крайне редко.
— Примерно как команда в три часа ночи отправляться на Шри-Ланку или в Гданьск?
— Я тебя понимаю, но мне тебя будет страшно не хватать, без тебя все будет иначе.
Партридж грустно покачал головой, хотя решение Миня его не удивило.
Поскольку Минь был вьетнамцем, работавшим на Си-би-эй, то во время войны во Вьетнаме ему приходилось рисковать жизнью, а под конец войны, накануне падения Сайгона, ему удалось вывезти на самолете жену и двоих детей. Во время побега он сделал целый ряд великолепных снимков исторического значения.
Впоследствии семья Ван Каня приспособилась к новой для нее американской действительности: дети, как и многие вьетнамские эмигранты, старательно учились, получая высокие оценки сначала в школе, а теперь в колледже. Партридж был с ними близко знаком и восхищался, а подчас и завидовал — такая крепкая и дружная семья.
Жили они скромно. Минь откладывал или вкладывал в дело большую часть своей отнюдь не маленькой зарплаты, его бережливость так бросалась в глаза, что на телестанции поговаривали, будто Минь миллионер.
Партридж вполне допускал такую возможность — за последние пять лет Минь купил несколько небольших фотомагазинов в пригородах Нью-Йорка и с помощью жены Тань значительно расширил дело.
Видимо, Минь решил, что хватит с него путешествий, долгих отлучек из дома, риска и опасных заданий, на которые его брал с собой Гарри Партридж, — что ж, вполне резонно.
— Кстати, как твой бизнес? — спросил Партридж.
— Очень хорошо. — Минь снова улыбнулся и добавил:
— Так вырос, что Тань без меня уже не справляется.
— Рад за тебя, — сказал Партридж, — ты этого заслуживаешь более, чем кто бы то ни было. Я надеюсь, время от времени мы будем встречаться.
— Конечно, Гарри. В нашем доме твое имя всегда будет стоять первым в списке почетных гостей.
По дороге из ресторана, расставшись с Ван Канем, Партридж заглянул в спортивный магазин, чтобы купить теплые носки, пару походных ботинок и мощный фонарь: очень скоро все это может ему пригодиться. На Си-би-эй он вернулся уже во второй половине дня.
В комнате для совещаний Рита подозвала его:
— Тебя пытается застать какой-то человек. Звонил трижды, пока тебя не было. Имя назвать отказался, уверяет, что ему надо срочно сегодня с тобой поговорить. Я сказала, что в течение дня ты обязательно появишься.
— Спасибо. Я должен тебе кое-что сказать. Я решил, что мне следует поехать в Боготу…
Партридж умолк, заслышав торопливо приближающиеся шаги, и оба посмотрели на дверь. В следующее мгновение в комнату влетел Дон Кеттеринг, за ним — Джонатан Мони.
— Гарри! Рита! — вскричал Дон Кеттеринг прерывающимся от быстрой ходьбы голосом. — По-моему, мы вскрыли банку с червями!
Рита огляделась вокруг, понимая, что их слушают.
— Давайте зайдем в кабинет, — предложила она и направилась к себе.
За двадцать минут Кеттеринг изложил все, что они узнали за сегодняшний день, — изредка словечко вставлял Джонатан Мони. Кеттеринг принес с собой вырезку из “Нью-Йорк пост”, где сообщалось об инсценированном убийстве-самоубийстве Эфферен и Салаверри. Оба корреспондента и Рита знали, что по окончании разговора команда поиска Си-би-эй раздобудет все прочие материалы, касающиеся этого происшествия.
— Как ты считаешь, — спросила Рита Кеттеринга, ознакомившись с газетным сообщением, — стоит нам поразнюхать насчет этих убиенных?
— Может быть, какое-то расследование и стоит провести, сейчас не это главное. Перу — вот где собака зарыта.
— Согласен, — сказал Партридж, — к тому же Перу упоминалось и раньше.
Он вспомнил свой разговор с Мануэлем Леоном Семинарио, владельцем и редактором выходящей в Лиме газеты “Эсцена”. Семинарио не сказал тогда ничего конкретного, однако заметил: “Сейчас похищение стало в Перу почти средством к существованию”.
— Нам известно об участии Перу, ну и что, — сказала Рита, — ведь мы же не знаем наверняка, что заложники вывезены из США, не забывай об этом.
— А я и не забываю, — ответил Партридж. — Дон, ты закончил?
Кеттеринг кивнул:
— Я заручился согласием управляющего банком дать интервью перед камерой, может быть, сегодня, чуть позже. Он понимает, что может получить по шапке от владельцев банка, но он славный старикан, с высокоразвитым чувством долга, и говорит, что согласен рискнуть. Если хочешь, Гарри, я могу взять и это интервью.
— Конечно. Ведь это твой материал. — Партридж обернулся к Рите:
— Богота отменяется. Я лечу в Лиму. И хочу попасть туда завтра на рассвете.
— Что же мы будем включать в передачи?
— Все, что нам известно, и быстро об этом сообщать. Точные сроки оговорим с Лэсом и Чаком, но я хотел бы, если можно, оказаться в Перу за двадцать четыре часа до выхода в эфир нашей информации, так как потом туда нагрянет армия других корреспондентов. — Он продолжал:
— Начнем работать прямо сейчас и будем сидеть всю ночь до тех пор, пока не составим передачу. Собери совещание группы в полном составе к… — Партридж взглянул на часы: 15.15, — …к пяти часам вечера.
— Слушаюсь, сэр! — с улыбкой произнесла Рита, любившая действовать, а не сидеть сложа руки.
В этот момент на ее столе зазвонил телефон. Сказав: “Алло!”, она зажала трубку ладонью и прошептала Партриджу:
— Это тот самый человек, который пытается дозвониться до тебя целый день.
Партридж взял трубку.
— Гарри Партридж слушает.
— Не обращайтесь ко мне по имени в течение всего разговора. Ясно? — Голос на другом конце провода