самолет промчался над заменившим стеньгу веслом так низко, что парус заполоскал от внезапного вихря. Я едва успел остановить Детлефа, который уже занес ногу над перилами, готовясь прыгнуть в воду.
Мы подняли флаг ООН. Самолет развернулся и снова пошел к нам бреющим полетом.
— Опять летит!! — заорал я.
Рашад прокричал, что это самолет таможенников, принял нас за контрабандистов, сейчас будет бомбить. Асбьёрн предположил, что летчики облюбовали нас в качестве тренировочной мишени.
— Ур-ра! Это американская морская авиация! — перебил их ликующий голос Нормана.
Он весело прыгал и махал руками на крыше рубки, приветствуя проревевший над нами самолет. Из кабины кто-то помахал ему в ответ. Мы облегченно вздохнули. Никто на нас не покушается...
Заснявший этот эпизод Норрис включил звукозапись, и все, кроме меня, снова выскочили на палубу, услышав мой возглас: «Опять летит!» — и рев мотора. Раздался дружный смех, однако он тут же оборвался: запись вроде бы кончилась, а мотор продолжал звучать с нарастающей силой и в какой-то другой тональности. Глянув на небо, мы увидели летящий к «Тигрису» вертолет. Норман крикнул, что это не американец.
Мы все приготовились прыгать за борт, но люди в зависшей над самой мачтой тяжелой военной птице козырнули нам и показали на свою эмблему. Французы! Едва эта машина растаяла в синеве, как с двух сторон появилось еще по вертолету. Мы снова насторожились. Они встретились над нами, и у нас отлегло от души: один был американский, другой французский. Пилоты снимали нас с воздуха, но ведь они могли и не только снимать. Мы вошли во внутреннюю область Аденского залива. Слева простиралась северная часть Сомали и фронтовая линия. Справа — Южный Йемен с древним портом Аденом; на границах этой страны тоже было неспокойно.
Норман был за то, чтобы воспользоваться благоприятной позицией и следовать прямо на Баб-эль- Мандебский пролив, чтобы войти в Красное море. Но, поскольку ни одна из стран на берегах этого моря не отозвалась на наши запросы, мы единодушно постановили изменить курс и идти в Джибути, крохотное государство перед проливом, которое предложило нам свое гостеприимство.
Двадцать восьмого марта мы увидели синие горы Африки и ночью правили ориентируясь на береговые огни. Задолго до восхода миновали маяки у входа в гавань Джибути и отдали якорь. А когда рассвело, оказалось, что наш ближайший сосед на рейде — огромный военный корабль. С появлением солнца навстречу нам вышла из порта яхта, и следом за ней мы прошли под парусами между кораблями французского флота в Индийском океане. Древний порт был битком набит военными судами, призванными охранять нейтралитет мини-республики, которой Франция совсем недавно предоставила независимость.
На всех палубах выстроились офицеры и матросы, приветствуя «Тигриса». Я скомандовал: «Убрать паруса!» — и повернул румпель, заходя на стоянку. Норман влез на мачту и, оседлав рею, лихо съехал с ней на палубу; остальные тем временем взялись за гребные весла, шесты и якоря.
По поручению Би-би-си встретить нас и принять наши пленки в Джибути прибыли Брюс Норман и Рой Дэвис. Они привезли из Лондона известие, что мы не сможем зайти в Эфиопию через Красное море. В районе порта Массауа, через который я вывозил заготовленный на озере Тана папирус для «Ра I» и «Ра II» и в котором именно поэтому рассчитывал дней через пять закончить плавание, шли бои между эфиопскими правительственными войсками и сепаратистами. Однако тут же Рой с победным видом вручил мне два письма — одно от посла Йеменской Арабской Республики в Лондоне Мухамеда Абдуллы эль-Эриани, другое от полномочного министра Мухамеда эль-Махадхи. Посол подчеркивал интерес Северного Йемена к нашей экспедиции, горячо желал нам успеха и ссылался на министра. Министр писал: «Могу заверить Вас во всестороннем сотрудничестве, поскольку экспедиция д-ра Т. Хейердала представляет собой замечательнейшее и похвальное предприятие. Искренне Ваш...»
Такое событие следовало отпраздновать. Получалось, что мы можем несколько дней отдохнуть, а потом пройдем через пролив и высадимся в Северном Йемене. Конечно, это не Массауа, другая сторона Красного моря, ну да ладно.
Мы сошли на берег, где нас встретили приветливые черные африканцы, и разместились в отеле «Сиеста». Никогда не забуду роскошную сочную отбивную, от которой меня оторвал телефонный звонок. Новая директива Лондона. «В целях безопасности» Северный Йемен отменил разрешение входить в его воды. На борту «Тигриса» не было даже пистолета, стало быть, они не нас опасались. И вообще, из предыдущих любезных посланий можно было заключить, что йеменцы озабочены не своей, а нашей безопасностью. Тихоходный
Выходит, нам теперь некуда плыть... С научной точки зрения, тот факт, что нам не придется добавить пять дней к экспедиции, длившейся пять месяцев, не играл ровным счетом никакой роли. Но вот ведь что обидно: мы возвратились в свой собственный мир, к современникам — и натолкнулись на плоды двадцати веков прогресса, счет которым ведется от времен миролюбивого моралиста. Вернулись в мир, где прекрасных людей учат убивать друг друга эксперты, владеющие самой изощренной методикой, придуманной человеком на исходе пятого тысячелетия известной нам истории.
Я не стал делиться плохими новостями с окружившими праздничный стол товарищами. Потихоньку ушел и провел эту ночь на борту «Тигриса», лежа в уютной рубке, глядя в тростниковый потолок и размышляя, как быть дальше. Мы вынуждены закончить здесь экспедицию и оставить корабль, это ясно. До сих пор мы не задумывались над тем, как поступить с «Тигрисом». Даже храбро обещали оставаться на борту, пока ладья будет держаться на воде. Что ж, она отлично держится на воде, высота надводного борта равна той, что была у «Ра I» и «Ра II» на старте.
Наружная плетенка потрепалась и пострадала от загрязнения, но изготовленные болотными арабами сорок четыре внутренние связки в полной сохранности, как и пальмовые черешки, которыми мы залатали нос. «Кон-Тики» и «Ра II» после экспедиции привезли в Осло; они выставлены с поднятыми парусами в музее «Кон-Тики». Но после постройки нового зала для «Ра II» музею уже некуда расширяться. Оставить «Тигриса» в загрязненной гавани Джибути — веревки быстро сгниют, и чудесный камышовый корабль развалится. С разных концов света поступали предложения от дельцов купить «Тигриса»; последним в ряду желающих был пакистанец, который отбуксировал нас в море из гавани Карачи. Но мне претила мысль о том, что нашу гордую ладью будет возить напоказ какой-нибудь охотник за наживой. К тому же на душе было скверно от кошмара современной войны и несчастных беженцев, с которыми мы столкнулись. Внешний мир, как и мы до последних дней, не очень-то представлял себе, что здесь происходит, — ведь война вдали от собственных рубежей воспринимается лишь в виде строчек последних известий.
Я принял горькое решение. «Тигрис» заслужил более почетную кончину, чем медленное гниение в порту. Пусть станет факелом, призывающим разумных людей отстоять мир в области земного шара, где впервые утвердилась цивилизация. Предадим огню камышовые бунты у входа в Красное море в знак пламенного протеста против гонки вооружений и боев в Африке и Азии.
Утром, когда команда вернулась на борт и мы сели завтракать, я известил ребят о своем решении. Они были потрясены, однако дружно поддержали меня.
В тот день меня принял во дворце президент Джибути Хасан Гулед Аптидон — пожилой руководитель молодого государства, мудрый, дружелюбный, человечный представитель чернокожей Африки. Я попросил разрешения закончить экспедицию в его стране, рассказал, как тщательно мы маневрировали, чтобы прийти в этот нейтральный уголок.
— Вам посчастливилось, — произнес он, улыбаясь. — Ваше судно смогло уйти от войны. А моя маленькая страна должна оставаться на месте, хотя кругом идет война и нам постоянно грозит вторжение.
Президент добавил, что мы вполне можем покинуть здесь свою ладью, только надо учесть, что в страну нахлынули беженцы, все магистрали, связывающие Джибути с внешним миром, закрыты, единственная железная дорога на Аддис-Абебу взорвана. Самолеты привозят мясо из Найроби, все прочие продукты доставляются по воздуху из Парижа, так что из-за высоких цен джибутийцам приходится туго. Порт — единственный источник доходов республики: окружающие город земли представляют собой пустыню.
Сердечный прием ожидал меня также у французского контр-адмирала Дарье на борту транспорт-дока «Ураган»; очаровательная американская чета Чантл и Уолтер Кларк, не менее нас удрученная мрачной ситуацией, устроила обед в нашу честь. Временный поверенный в делах США Уолтер Кларк еще не успел
