местные жители ходили на фартех в Саудовскую Аравию — это два дня пути, — после чего лодку вытаскивали на берег для просушки. Он сомневался, чтобы фартех могла продержаться на воде больше недели: черешки не устоят против действия морской воды. Старик выходил в море на веслах, однако он нарисовал на песке контуры паруса, каким пользовались прежде, и сказал его название — шера. Такими трапециевидными парусами раньше оснащались дау; в наши дни их увидишь лишь на таре для фиников. Но сути дела, это тот же древнеегипетский парус, только поставленный косо. Теоретически, достаточно наклонить прямой парус, чтобы лодка из бунтов могла лавировать против ветра.

Идя вдоль пляжа, мы увидели на берегу под пальмами еще две лодки точно такого же вида. Одна — совсем новая, связанная подлинным умельцем. У таких лодок-плотов есть одно важное преимущество: они свободно проходят над известняковыми отмелями, после чего их можно вытащить на сушу, тогда как другие лодки становятся на якорь вдали от берега.

Волны выбросили на пляж черешок, который привлек мое внимание своей красотой. Тонкий конец черешка густо оброс белоснежными коническими ракушками и стал похож на чудесный белый цветок. Показывая Бибби эту диковину, я вдруг сообразил: передо мной было немое свидетельство того, что черешки пальмовых листьев не так уж быстро разъедаются морской водой. Ведь не один месяц провел в море, судя по размерам моллюсков, а совершенно целый и тугой, как новенький!

Мы догнали бегом старого рыбака, и он обещал в следующую пятницу доставить к нам на пристань две сотни черешков, если мы пришлем за ним машину. Обещал также лично отремонтировать нашу большую фартех.

Настала пятница, и наш шофер привез черешки. Но рыбака не привез: его жена объявила, что они больше не вяжут лодки для чужеземцев. Несколько лет назад один вот такой приезжий заказал ее супругу фартех. Снимал кинокамерой весь ход работы. Когда же лодка была готова, попрощался и уехал, сказав, что они могут оставить ее себе.

Ладно, хоть получили за наличные две сотни черешков. Что нам, строго говоря, и требовалось. Дальше справимся сами.

Карло трудился над водой, Тору и Герман — под водой. Сначала в зияющую дыру затолкали все излишки запасенного в Ираке берди. Затем просунули под веревочные витки длинные и тугие, но достаточно гибкие черешки и сшили их на дильмунский лад; получилось что-то вроде защитной пластины кирасира. По виду пальмовые черешки удивительно напоминали стебли папируса, но они были и тверже, и тяжелее. Когда провисшие веревочные витки натянулись до предела, так, что нельзя было просунуть больше ни одного черешка, их для верности обвязали сверху бечевкой крест-накрест. И «Тигрис» опять стал таким же красавцем, каким был в первые дни, когда ветер гнал нас к Файлаке.

Нам предстояло решить еще одну проблему. Халифа, молодой симпатичный араб, которого министр в первый же день выделил нам в помощь, пришел на другое утро с неутешительными известиями. Джентльменские манеры и ослепительно белое одеяние при блестящих черных полуботинках придавали ему сходство со звездами арабского кино; да он и в самом деле снимался на студии Уолта Диснея. Отец Халифы, обаятельный старик, был одним из последних ловцов жемчуга на Бахрейне; этот промысел, как установил Бибби, существовал здесь еще во времена Дильмуна. И вот Халифа передал нам слова отца: на всем острове нет никого, кто мог бы сшить парус. Последние из тех, кто ходил на парусных дау, достигли такого преклонного возраста, что уступили море более молодому поколению. Может быть, нам больше повезет в Пакистане, если мы пойдем туда.

Но как плыть дальше, если наш грот распорот на куски? К тому же мы убедились, что нужен парус гораздо большей площади, чтобы развивать скорость, необходимую для лавировки. Отрицательный ответ Халифы подтолкнул меня на отчаянный ход. Я полез в ящик под моим матрасом и подсчитал скудеющий запас наличных денег. Как раз хватит на то, чтобы отправить Детлефа с распоротым гротом в ФРГ. Гамбургский мастер выручит нас. Он сшил парус, он его и починит. А заодно сделает то, чего мне не удалось организовать в Ираке: сошьет нам парус побольше, по образцу тех, какими оснащались дау. Норман, наш главный специалист по этим делам, просил изготовить парус, соответствующий расчетам Саутгемптонского университета. Только в этом случае, говорил он, сможет наш «Тигрис» показать все, на что способен. И, отправляясь с Бибби в экскурсию по археологическим объектам Дильмуна, я предоставил Норману разрабатывать чертежи по своему усмотрению. Ему помогали Детлеф и два ветерана жемчужного промысла, бывшие кормчие дау, которых разыскал Халифа.

Более трех недель провели мы на Бахрейне, пока Детлеф летал в Гамбург. Вместе с приливом и отливом «Тигрис» то поднимался, то опускался на волнах у стенки бетонного причала. Его основательно покачивало, поскольку танкерная гавань не была защищена.

При нас состоялось торжественное открытие самого большого в мире сухого дока с участием эмира и знатных представителей других арабских стран. В нескольких метрах от «Тигриса» открылся шлюз, и в док вошел настоящий гигант, супертанкер «Тексако Джапан» водоизмещением 325 тысяч тонн. Глядя на нас с его палубы, матросы качали головой: вздумали тоже, идти в Индийский океан на копне сена... А у меня сосало под ложечкой, когда я поднимался по бесконечному трапу вдоль высоченной железной стены этого плавучего острова.

На Бахрейне нам оказывали такой же теплый прием, как и в Ираке, хотя руководители этих двух арабских стран представляли разные политические системы и не ладили между собой. С того самого дня, как Бибби сказал мне про остров с редкостным известняком и с лагерем для заключенных, я не забывал напомнить о своем желании посетить его. Герман заметил, что обычно трудность заключается не в том, как попасть в такое место, а в том, как унести оттуда ноги. И тут же предложил на выбор кучу способов угодить в лагерь, смотря по тому, какой срок мне желателен.

Тем временем министр просвещения, шейх Абдулазиз эль-Халифа, устроил роскошный арабский обед в честь экспедиции. А сын бахрейнского эмира, наследник престола шейх Хаммад, пригласил нас с Бибби во дворец и преподнес мне трость из слоновой кости с золотым набалдашником. Бибби усмотрел в этой трости мирную современную замену меча, которым арабские правители в прошлом одаривали почетных гостей.

А за день до возвращения Детлефа я услышал радостную новость: завтра на рассвете комендант лагеря на Джиде, майор Смит, будет лично ожидать меня на полицейском катере в селении Будайя на северо-западном побережье. Халифа вызвался сопровождать меня. К сожалению, Бибби к этому времени уже улетел домой, в Европу. Мне было разрешено взять с собой двух человек, только чтобы среди них не было русского. Кандидатуры американского кинооператора Норриса и итальянского фотографа Карло не встретили возражений.

Майор Смит, могучего сложения полицейский офицер, в прошлом — профессиональный английский военный с большим стажем службы в колониальных войсках, встретил нас точно в назначенное время. Его катер стоял у маленькой пристани вместе с пластиковыми лодками и старыми дау, среди которых было несколько совершенных развалин. Тепло поздоровавшись, англичанин извинился, что пришлось поднять нас так рано, и объяснил это необходимостью поспеть к Джиде до начала отлива.

Первые четверть часа мы видели только море, затем показался прелестный островок с единственным, зато весьма импозантным зданием в окружении пальм. Остров Умм-эль-Сабан, сказал майор Смит, принадлежит сыну эмира, шейху Хаммаду. Есть источник вроде бахрейнских.

Наконец на горизонте возник Джида. Высокие утесы, белые, как под Дувром. Маленький домик — жилище коменданта. Пройдя над широкой отмелью, мы причалили к длинной пристани, сложенной из грубого камня. Справа от пристани простиралась возвышенная часть острова, слева зеленели финиковые пальмы, перед которыми громоздились здоровенные глыбы, — судя по всему, остатки взорванного людьми утеса.

Я направился к этим глыбам, чтобы осмотреть поверхность сколов. Точно, люди руки приложили. Сколы были старые. Но не настолько, чтобы связывать их с бронзовым веком. На защищенной карнизом скальной полочке я увидел высеченную в камне арабскую вязь. Подозвал Халифу, и он перевел:

«В месяц шах'бан лета 978 камни резал достопочтенный Махмуд Сар Али для обновления башен Бахрейнской крепости».

По христианскому календарю это соответствовало 1556 году. Тридцать пять лет после того, как Бахрейн