Без воды хрупкие, как спичка, стебли берди ломались при сгибе. А зеленый берди и вовсе не годился для строительства, потому-то камыш сперва высушивали на солнце, потом смачивали сверху, чтобы он стал гибким и можно было делать из него маты и связки. Находящиеся выше по течению Тигра Багдад и другие большие города настолько загрязняли реку, что мы боялись испортить высушенный камыш этой водой. Первые дни мы все же пользовались ею, но затем мистер Рэмзи нашел выход. По его распоряжению из Басры доставили две цистерны и установили с великими трудностями на крыше гостиницы. Насос накачивал в них очищенную питьевую воду из Эль-Курны, и теперь сеньор Себальос мог с утра до вечера спрыскивать стебли и связки. Однако те же цистерны питали гостиничный водопровод, а потому работающая с полной нагрузкой кухня и перенаселенные номера соперничали с тонким резиновым шлангом в руках Себальоса.

— Маку маи! — отчаянно кричали мы, когда у нас под ногами начинали хрустеть сухие стебли.

— Аку маи! — доносилось минутой позже с крыши, где орудовал разводным ключом коротышка-инженер.

Сразу после этого радостного известия нередко можно было услышать яростный вопль какого-нибудь журналиста или телерепортера, который в это самое время стоял, весь в мыле, под бастующим душем. Я так боялся потерять мистера Рэмзи, что однажды утром, когда он задумал на денек укатить в Басру, буквально вытащил его из машины.

Перед нашим въездом в «Сады Эдема» Министерство информации великодушно предложило вообще закрыть гостиницу для всех, кроме членов моей экспедиции. Я не согласился, зная, что просторный зал ресторана и терасса с видом на реку — любимое место здешнего люда. По вечерам и в дни мусульманских праздников приходили сюда мэр и другие деятели из Эль-Курны, собиралось множество учителей из болотного края, чтобы выпить холодного иракского пива или чашку чая. А для туристов страна и без того была закрыта, но я забыл про десятки тысяч иностранцев, работающих в Ираке по межправительственным соглашениям на промышленных объектах в районе Багдада и Басры, на нефтяных промыслах. Стоило местному телевидению показать, что в Садах Эдема работают южноамериканские индейцы, как на нашу лужайку повалили' толпы гостей. Русские, японцы, немцы, поляки шли в гостиницу освежиться холодным пивом; Али и Мухаммед выключали воду в уборных, а Рэмзи переключал ее на наш шланг, и начинался нескончаемый внутренний конфликт.

— Маку маи! Аку маи! Аку маи!

В такой вот сумятице под знойным солнцем рождалась наша ладья. Тридцать рабочих взваливали на плечи очередную восемнадцатиметровую связку, и длинное шествие наподобие китайского фестивального дракона извивалось между пальмами и штабелями камыша. Поднимут связку на ажурные стапели и запаковывают в огромный плетеный чулок.

Жара пошла на убыль. С прибытия индейцев в начале октября прошло три недели, и могучий корпус ладьи из двух параллельных бунтов был в основном готов. В широкий просвет между двумя бунтами незримым хребтом должен был лечь третий — главный секрет хитроумной конструкции необычного судна.

И с каждым днем все сильнее ощущалась нужда в трех специалистах по дау, которые давным-давно должны были прибыть из Бомбея. Без них нельзя было начать изготовление специфического паруса из припасенного мной материала. Дау ходят в здешних водах с незапамятных времен, и паруса их напоминают поставленный наклонно египетский парус. Речь идет, несомненно, о переходной форме между древнейшим доисторическим типом и современным латинским парусом. Было очень важно располагать такой конструкцией для нашего эксперимента, однако гамбургский мастер не знал, как ее шить.

Я проехал по берегам реки вплоть до Аравийского залива, побывал даже в Кувейте в поисках кормчих, которые, во-первых, помогли бы нам оснастить ладью, во-вторых, провели бы нас через частокол рифов и танкеров в открытый океан. Увы, все владельцы дау давно срубили мачты и поставили моторы, поскольку горючее в странах по берегам залива сравнялось в цене с ветром. Всюду мне отвечали одно и то же: в наши дни только индийские и пакистанские дау ходят под парусом.

Двадцать лет назад и Шатт-эль-Араб, и Тигр белели парусами открытых дау, доставлявших в Басру финики с плантаций. Теперь эти гордые парусные суденышки увидишь только на фабричном знаке, украшающем коробки с иракскими финиками.

Когда я впервые приехал в Ирак, индийские парусные дау совершали регулярные рейсы между Бомбеем и Басрой, однако это сообщение временно остановили, борясь с контрабандой. Индийский консул в Басре обещал мне раздобыть трех кормчих дау через профсоюз моряков в Бомбее, но не успел довести дело до конца, как его отозвали из Ирака. Я решил было сам отправиться в Бомбей и подобрать нужных людей, но куча неотложных дел не позволяла оставлять строительство. В конце концов представители Би-би-си вызвались найти для меня специалистов по дау через Бомбейское агентство по найму моряков. Мне требовалось три человека, досконально знающих условия плавания в Аравийском заливе, и чтобы по меньшей мере один из них объяснялся по-английски.

Из Лондона телеграфировали, что три человека наняты и вылетели из Бомбея. Прошло две недели, а индийских кормчих нет как нет. Новая телеграмма сообщила, что они застряли в Нью-Дели в ожидании иракской визы.

Пока Би-би-си и Бомбейское агентство разыскивали пропавших, начали прибывать основные члены экипажа. Они должны были помочь со спуском ладьи на воду и монтажом надстроек. Пока Эйч Пи вылетел в Норвегию, чтобы передохнуть и охладиться перед стартом, роль моей правой руки на верфи взял на себя Детлеф Зоицек, молодой капитан торгового флота, с которым я познакомился в ФРГ. После него прибыли три опытных мореплавателя, ходившие вместе со мной на «Ра I» и «Ра II»: штурман экспедиции Норман Бейкер из США, врач Юрий Сенкевич из Советского Союза и итальянский альпинист Карло Маури. Еще через несколько дней мы встретили остальных новичков: специалиста по подводным съемкам Тору Судзуки из Японии; моего друга вечного бродягу Германа Карраско, который успел возвратиться в Мексику после того, как доставил индейцев из Боливии в Ирак; молодого датчанина из Всемирных колледжей Асбьёрна Дамхюса и совсем незнакомого мне американца Норриса Брока — кинооператора, прикомандированного к нам Национальным географическим обществом США в качестве, так сказать, независимого наблюдателя. Все как один — отличный, крепкий народ.

Во второй день ноября, когда мы, сидя в ресторане за большим общим столом, смаковали превосходный ужин, вошел Али и сообщил, что нашлись пропавшие индийские кормчие, стоят все трое со своими вещами в гостиничной конторе. Бросив еду, мы радостно поспешили в контору, чтобы приветствовать своих долгожданных товарищей по первому этапу намечаемого плавания. Наконец-то! Смуглые, самые настоящие кормчие из Индии! Я воспринял их как давних знакомцев и представил своим друзьям: Салеман Тайяб Чангда, Ибрахим Харун Содха, Абдул Алим Васта. Помыли руки с дороги — и в ресторан. Мы приставили еще один столик, и новоприбывшие вместе с нами принялись воздавать должное аппетитным блюдам, подаваемым Али и Мухаммедом. Преодолев начальное смущение, индийцы обрадовались такому дружескому приему. Положили себе по половине жареного цыпленка и стали открывать пиво банку за банкой. Салеман, говоривший по-английски, переводил для своих товарищей.

К языкам аймара, арабскому, японскому, русскому и целому набору западноевропейских теперь добавился индийский, и кто-то предложил, чтобы мы бросили всю эту затею с камышовой ладьей, а вместо этого занялись восстановлением Вавилонской башни, благо до нее недалеко. Отстроим башню заново и откроем наверху школу эсперанто. Наша интернациональная компания веселилась от души, и Мухаммед еле поспевал приносить полные банки пива и выносить на террасу пустые. Куда он их там девает? Проследовав за ним, я увидел, что он выбрасывает пустые банки в реку.

— Мухаммед, — сказал я, — вы тут, как я погляжу, весь мусор отправляете в Тигр. И куда же, по- твоему, доплывут эти банки?

Он весело улыбнулся:

— В Америку?

Трое новоприбывших устали с дороги, к тому же успело стемнеть, и мы решили перенести на завтра их