экспедиций и в северных и в южных широтах.

После лекции началась жаркая и веселая дискуссия. Известный датский полярный исследователь Петер Фрейхен[10], высокий грузный мужчина, встал, скептически тряся своей длинной бородой. Он не верил в эти новомодные изобретения. Однажды во время экспедиции в Гренландию он сам пользовался резиновой лодкой и мешком-палаткой вместо эскимосского каяка[11] и иглу[12], и это чуть не стоило ему жизни. Прежде всего он чуть не погиб во время пурги из-за того, что «молния», скреплявшая полотнища входа, так замерзла, что он не смог даже залезть в палатку. А затем один раз, когда он рыбачил, крючок зацепился за надутую резиновую лодку; лодка была проколота и затонула под ним, как кусок тряпки. Ему и его другу эскимосу удалось на этот раз добраться до берега в каяке, который подоспел им на помощь. Он уверен, что ни один самый талантливый современный изобретатель не может, сидя в лаборатории, придумать что-нибудь лучшее по сравнению с тем, чем пользовались наученные опытом тысячелетий эскимосы у себя на родине.

Дискуссия окончилась неожиданным предложением полковника Хаскина. Действительные члены клуба могут для своих ближайших экспедиций выбрать все, что им угодно из новинок, которые он демонстрировал; единственное условие — они должны по возвращении сообщить в его лабораторию свое мнение об этих вещах. Этого мне и надо было. В тот вечер я последним покинул помещение клуба. Я должен был тщательно осмотреть все это внезапно свалившееся мне в руки новехонькое снаряжение, для получения которого мне достаточно было лишь изъявить свое желание. Это было как раз то, в чем я нуждался, — снаряжение, с помощью которого мы могли бы попытаться спастись, если вопреки ожиданиям наш деревянный плот стал бы обнаруживать признаки разрушения, а других плотов поблизости не окажется.

Наутро, сидя за завтраком в Доме моряков, я все еще был поглощен мыслями о виденном снаряжении, как вдруг хорошо одетый, атлетически сложенный молодой человек подошел со своим завтраком на подносе к моему столу и сел рядом. Мы начали непринужденно болтать; оказалось, что он тоже был не моряком, а дипломированным инженером из Тронхейма, приехавшим в Америку для покупки деталей машин и для практического ознакомления с техникой холодильного дела. Он жил неподалеку и часто приходил поесть в Дом моряков, так как здесь была хорошая норвежская кухня. Он спросил меня, что я делаю, и я вкратце ознакомил его с моими планами. Я сказал, что в том случае, если до конца недели не получу никакого определенного ответа по поводу моей рукописи, я начну готовиться к экспедиции на плоту. Мой собеседник почти не задавал вопросов и слушал с большим интересом.

Через четыре дня мы опять встретились в той же столовой.

— Ну, как вы решили, отправляетесь в путешествие или нет? — спросил он.

— Да, — ответили. — Отправляюсь.

— Когда?

— Как можно скорей. Если я надолго задержусь, из Антарктики задуют штормы, да и на островах наступит пора ураганов. Я должен отплыть из Перу в ближайшие месяцы, но сначала мне нужно достать деньги и организовать все дело.

— Сколько человек будет с вами?

— Я думаю, что всего нужно шесть человек; тогда на плоту нас будет достаточно, чтобы не надоесть друг другу; к тому же это удобное число для четырехчасовых вахт у руля в течение суток.

Несколько секунд он стоял, как будто обдумывая что-то, затем горячо заговорил:

— Черт возьми, как мне хочется поехать с вами! Я мог бы взять на себя технические измерения и метеорологические наблюдения. Конечно, вы должны будете подкрепить свой эксперимент точными измерениями силы и направления ветров, течений и величины волн. Не забудьте, что вам предстоит пересечь огромные пространства океана, о которых практически ничего не известно, так как они находятся в стороне от обычных морских путей. Такая экспедиция, как ваша, может провести интересные гидрографические и метеорологические исследования: я смогу с пользой применить свои знания термодинамики.

Я ничего не знал об этом человеке, кроме того, о чем могло сказать его открытое лицо. Оно могло сказать о многом.

— Идет, — произнес я. — Мы отправляемся вместе.

Его звали Герман Ватсингер. Он был такой же горе-моряк, как и я.

Несколько дней спустя я привел Германа в качестве моего гостя в Клуб путешественников. Там мы сразу же наткнулись на полярного исследователя Петера Фрейхена. Фрейхен обладал счастливым свойством никогда не теряться в толпе. Высокий и широкий, как дверь сарая, со всклокоченной бородой, он казался посланцем бескрайной тундры. Его окружала какая-то особая атмосфера — словно он все время идет по следу медведя-гризли.

Мы подвели его к большой карте, висевшей на стене, и рассказали о нашем плане переплыть Тихий океан на индейском плоту. Он широко раскрыл свои мальчишеские голубые глаза, отчего они стали совершенно круглыми, и все время дергал себя за бороду, слушая наш рассказ. Потом он топнул своей деревянной ногой об пол и потуже затянул ремень.

— Проклятие! Я хотел бы, ребята, отправиться с вами!

Старый путешественник по Гренландии наполнил наши кружки пивом и принялся рассказывать о своей вере в суда первобытных народов, в способность этих людей передвигаться по суше и по морю, применяясь к природным условиям. Ему самому приходилось спускаться на плоту по большим сибирским рекам и, плавая на корабле вдоль арктических берегов, тащить на буксире плоты местных жителей. Рассказывая, он дергал себя за бороду и в заключение выразил уверенность, что мы получим от нашего путешествия большое удовольствие.

Благодаря горячей поддержке Фрейхена дело завертелось с устрашающей скоростью, и вскоре о нем заговорила скандинавская печать. Уже на следующее утро раздался сильный стук в дверь моей комнаты в Доме моряков. Меня звали к телефону в нижний коридор. В результате разговора в тот же вечер Герман и я позвонили у подъезда одного из домов в фешенебельном квартале Нью-Йорка. Нас принял прекрасно одетый молодой человек в лакированных домашних туфлях и шелковом халате поверх синего костюма. Он производил впечатление чуть ли не неженки, когда, прижимая к носу надушенный платок, просил извинения за свою простуду. Однако мы знали, что этот парень прославился в Америке своими подвигами в качестве летчика во время войны. Кроме невозмутимого на вид хозяина, там были еще два энергичных молодых журналиста, обуреваемых жаждой деятельности и идеями. Одного из них мы знали как талантливого корреспондента.

За бутылкой хорошего виски наш хозяин объяснил, что заинтересовался нашей экспедицией. Он предложил раздобыть необходимые средства при условии, что мы примем на себя обязательство писать о путешествии в газеты, а по возвращении совершить поездку по разным городам с лекциями. К концу свидания мы договорились и выпили за успешное сотрудничество между теми, кто финансирует экспедицию и кто участвует в ней. Теперь все экономические проблемы должны были быть разрешены; ими займутся наши компаньоны, и мы можем больше не беспокоиться. Герман и я должны сейчас же приступить к подбору экипажа и снаряжения, построить плот и отправиться в путь до наступления периода штормов.

На следующий день Герман уволился с работы, и мы всерьез взялись за дело. При посредстве Клуба путешественников я уже успел заручиться согласием исследовательской лаборатории материальной части военно-воздушных сил снабдить нас всем, что я попрошу; руководители лаборатории считали, что такая экспедиция, как наша, прекрасно подходит для испытания их снаряжения. Это было хорошее начало.

Теперь наши важнейшие задачи состояли в том, чтобы найти четырех подходящих людей, готовых отправиться с нами на плоту, и раздобыть продовольствие для путешествия.

Подбирать людей, которым предстояло вместе плавать по океану на плоту, нужно было очень тщательно. Иначе после месячного пребывания в открытом море могли бы возникнуть всякие неприятности и ссоры. Я не хотел комплектовать команду плота из моряков: они вряд ли знали больше нас о том, как надо управлять плотом, а впоследствии, если бы нам удалось довести дело до конца, могли бы начаться разговоры, что мы достигли успеха, возможно, лишь потому, что были лучшими моряками, чем древние строители плотов в Перу. Все же на плоту следовало иметь одного человека, который умел бы, во всяком случае, пользоваться секстантом и отмечать наш курс на карте; это было необходимо для научных