реактивную тягу и исчез в пучине.

Словом, кое-какая живность в океане еще осталась, хотя мы насчитывали куда больше комков мазута, чем рыб. За первый месяц набралось всего три дня, когда Мадани не видел черных горошин, но в эти дни море слишком бушевало, чтобы можно было наблюдать как следует. 16 июня, через месяц после старта, нас окружала такая грязь, что неприятно умываться. На поверхности воды сплошная пелена больших и маленьких комков величиной от горошины или рисового зернышка до картофелины. Хуже этого было только в водах между Марокко и Канарскими островами;

правда, там мы шли с течением в штиль когда все плавающее на поверхности выделяется особенно четко. 21 мая я записал в дневнике: «Загрязнение ужасающее. Мадани вылавливает темные комки со сливу величиной, обросшие морскими уточками. На некоторых поселились крабики и многоногие рачки. Под вечер гладкое море кругом было сплошь покрыто коричневыми и черными комками асфальта, окруженными чем-то вроде мыльной пены, а местами поверхность воды отливала всеми цветами радуги, как от бензина».

В этом же районе мы видели несколько кишечнополостных, смахивающих не то на чулок, не то на длинный оранжево-зеленый воздушный шар, а тысячи их сородичей – плоские, опавшие, словно их прокололи булавкой, – плавали мертвые среди мазута. Двое суток шли мы по этой мерзости, которая плыла одним курсом с нами, только медленнее, в сторону Америки.

Потом были случаи, когда разбушевавшиеся волны забрасывали к нам на борт комья с кулак величиной; вода уходила через папирус, как сквозь китовый ус, а грязь оставалась лежать на палубе. Мазут не единственный дар океану от современного человека. Редкий день мы не обнаруживали рядом с нашей «Ра» либо какой-нибудь пластиковый сосуд, либо канистру, либо бутылку, были и менее долговечные изделия – дощечки, пробки и прочий мусор.

Мы прошли 1725 морских миль, и до суши прямо по курсу оставалось 1525 миль, когда «Ра II» вторично очутилась в полосе сплошной грязи. На другой день подул сильный ветер. А еще через день, 18 июня, океан выдал самые большие волны, какие мы видели за оба плавания. Дул крепкий ветер с штормовыми порывами, но параллельные гряды, вздымавшиеся к небу вокруг «Ра», были выше, чем можно ожидать даже при таком ветре. Возможно, на северо-востоке, откуда они шли, разыгрался жестокий шторм.

Поначалу это было только интересно, потом кое-кто из нас встревожился в глубине души, но тревога сменилась удивлением и растущим чувством облегчения, когда мы увидели, как гладко все идет. В конечном счете все вылилось в беспредельное восхищение нашей скорлупкой, которая так ловко переваливала через водяные горы. Стоя на мостике, весь внимание, я непрерывно работал левым рулевым веслом, чтобы принимать волну с кормы. Правое весло было наглухо закреплено и играло роль киля. Я только дивился, как здорово у нас получается. В открытом море курчавые гряды волн ведут себя совсем иначе, чем прибой на мелководье. Вот нас настигает сзади могучий вал, он подкатывается под изогнутый серпом ахтерштевень и поднимает лодку высоко вверх, мы балансируем на самом гребне, тут он обрушивается и бросает нас вперед, и вместе с водой и ветром мы лихо несемся прямо в глубокую сине-зеленую ложбину. Вот когда надо следить, чтобы ладья не развернулась боком.

– Шесть метров. Восемь метров. Восторг и жуть звучали в голосах ребят, когда они определяли высоту очередной волны.

– Десять метров – выше мачты поднялась! Десять метров. Мадани изводит морская болезнь. Со всех сторон зловещие тучи и дождевые завесы. Все идет, как положено, все хорошо. Поразительно, как легко «Ра II» перемахивает через беснующиеся волны. Разве что какая-нибудь струйка попадет на палубу, но это ерунда. К счастью, валы катили стройными рядами и с хорошим интервалом, в самый раз по длине и обводам «Ра», строго выдерживая равнение и курс, шеренга за шеренгой. Назад лучше не оглядываться. Кажется, что вдогонку за ладьей несется стеклянная стена, она хочет нас накрыть, а мы спасаемся бегством. Остальные ребята один за другим забрались в каюту. Там ничего не видно, кроме потолка, только слышен оглушительный рев рассвирепевшего океана. Лишь альпинист Карло продолжал сидеть, свесив ноги, на высоком форштевне, как на седле. Его любимое место.

Снова нас взметнуло вверх, ух ты, выше прежнего... И опять покатились вперед, вниз. И вот уже блестящий гребень в белых полосах вырос впереди, обогнал нас и помчался дальше.

– Опять выше мачты! – восторженно крикнул рыжебородый Карло, обнажая белые зубы.

А через несколько минут он отцепил от форштевня свой страховочный конец и побрел, борясь с качкой, в каюту к товарищам. Позже он нам рассказал, что пошли уже не ложбины, а форменные ущелья, и когда «Ра», перевалив через гребень, скатывалась вниз, казалось, что мы сейчас ухнем в бездонную мокрую могилу. Лучше не глядеть.

Кажется, мне скоро сменяться? Я не смел даже на секунду оторвать взгляд от компаса, чтобы лодка не развернулась боком к волнам, но чувствовал, что дело уже идет к четырем. В эту минуту сзади послышалось шипение высоченного гребня. Теперь – держать весло изо всех сил, чтобы лопасть не повернулась. Чудовищный вал взялся за ахтерштевень и начал его поднимать... выше... выше... глядеть на компас, держать курс, лодка должна лежать точно поперек волны, но когда же это кончится, сколько еще этот шипящий исполин будет нас поднимать, когда он уйдет вперед? Наконец бурлящий гребень пошел вдоль бортов... кажется, пронесет... кипящие сугробы пены... Лодка качнулась, сейчас мы пулей ринемся вниз и вперед, словно на оснащенной парусом доске для серфинга... И тут случилось то, чего я больше всего боялся. Что-то грохнуло, раздался жуткий треск ломающегося дерева. Весло дернулось, вся лодка рванулась, и «Ра II», потеряв управление, покатилась левым бортом вперед в ложбину.

Меня словно ударили дубинкой по голове. Секунду я цеплялся за безвестность, потом заставил себя повернуть голову и посмотреть в глаза горькой истине. Рулевое весло! Могучее веретено переломилось пополам, и широкая лопасть болталась за кормой на страховочном конце. Я успел лишь мельком ее разглядеть, как с правого борта на нас обрушились каскады воды, ведь ахтерштевень уже не прикрывал нас.

– Все наверх! Левое рулевое весло сломано! Отдать плавучий якорь, Юрий!

Вся ладья и мостик вместе с ней круто накренились под тяжестью воды, и я скатился боком к закрепленному наглухо правому веслу, чтобы отвязать его. Рев штурмующих каюту волн и громоподобные хлопки обстененного паруса, который стегал мачту, сказали ребятам больше, чем крики с мостика, и вся семерка, без особых слов готовая к бою, высыпала на палубу с обвязанными вокруг пояса страховочными концами.

– Который из якорей?

– Большой.

Я раскрепил правое весло, но твердые уключины вверху и внизу перекосились и не давали его повернуть. На нас обрушился новый вал, за ним еще один. Волны и ветер тянули каждый в свою сторону, и мачта угрожающе трещала.