начнем. Мой самолет вылетает вечером, остается один день для всех незавершенных дел в Нью-Йорке.

В это время принесли телеграмму. Я прочитал ее и сел.

«Абдулла арестован. Строители не выезжали из Бола. Позвони немедленно».

Телеграмма была подписана моей женой.

Я срочно позвонил домой, и Ивон подтвердила, что это не розыгрыш. Из Чада пришло коротенькое письмецо от Абдуллы. Он сообщал, что не сможет привезти Умара и Муссу, так как его арестовали. Через месяц напишет опять. С приветом, Абдулла.

Абдулла арестован. Что он такого натворил? И в какой тюрьме его искать? В письме об этом ни слова. Мусса и Умар все еще сидят на своих плавучих островах за тридевять земель, к югу от Сахары. Без них лодки не будет. Чтобы финишировать до начала ураганов, мы должны выйти в океан из Марокко через одиннадцать недель. Целая бригада ждет у пирамид гостей из Чада. Уже накрыты столы и застелены кровати. Кому-то надо сейчас же ехать в Чад и привезти мастеров в Египет. Кому как не мне. Каждую среду из Франции утром идет самолет в Чад. Значит, я должен быть во Франции с чадской визой непозже вторника. Сегодня пятница, день Джорджа Вашингтона, все конторы в США закрыты. Завтра суббота, нерабочий день. Послезавтра воскресенье. Остается только понедельник на то, чтобы получить визы, купить новые билеты и добыть денег на не предусмотренный планом визит в сердце Африки.

Три дня слонялся я по улицам среди небоскребов, три дня прошли впустую: все закрыто.

В понедельник утром нью-йоркцы устремились в свои конторы. Ожили телефоны. Представители всех континентов собрались в здании ООН. Но никого из республики Чад. Вежливый голос объяснил мне, что представитель Чада сейчас находится в Вашингтоне. Надо ехать туда за чадской визой. Но мой бумажник пуст, а издатель, на помощь которого я могу рассчитывать, находится в Чикаго. Билеты на вечерний самолет до Парижа у меня на руках, но для следующего этапа, до Чада, нужна виза и нужны деньги. Телефон чадского посольства в Вашингтоне не отвечал. Зато норвежцы отозвались и пообещали найти посла республики Чад, если я никуда не буду отлучаться из гостиницы. Из Чикаго мне сообщили адрес человека в другом конце Нью-Йорка, к которому мне надлежало обратиться. Ко всему примешивалась тревога за Абдуллу. В канцелярии У Тана мне ответили, что Генеральный секретарь охотно напишет нужное письмо, если я сейчас же приеду к нему. Я метнулся к двери, но тут в номер ворвался новый гость. Мистер Пайпел, руководитель крупного агентства печати. Аванс под договор о репортажах с лодки. Нас перебил междугородный телефон. Виза будет, если я поспею в Вашингтон следующим самолетом. Удалой директор агентства мигом помог мне уложить в два чемодана зимнюю и летнюю одежду, сунул себе в карман мой счет за гостиницу и сказал, что вечером подвезет багаж к парижскому самолету. В соседнем номере Турлейф бросил свои пленки и отправился в канцелярию У Тана. Я понесся на аэродром.

В Нью-Йорке, в Вашингтоне, в воздухе – всюду транспортные пробки, зато Норвегия и Чад показали отличную сыгранность. И когда я с чадской визой в паспорте выскочил в Нью-Йоркском аэропорту из одного самолета, меня у другого уже ждали двое: один – с письмом У Тана, второй – с чемоданами.

Спасибо, спасибо. До свидания. Спокойной ночи, Америка. Доброе утро, Париж. Мимолетная встреча с женой во время промежуточной посадки в Ницце по пути в Африку. Блокнот для стенографии, телеграфные бланки; быть наготове и ждать моего приезда с лодочными мастерами из Бола.

Под крылом самолета – Сахара. Распахивается люк, в салон врывается волна зноя: мы сели в республике Чад. Приземистые кварталы Форт-Лами казались бесконечными теперь, когда мне предстояло искать Абдуллу. Я знал только номер абонементного ящика. Ящик числился за неким пастором Эйером, миссионером. Миссионер понятия не имел, куда подевался Абдулла после того, как взял у него расчет. Но он тут же сел в свою машину, чтобы поискать в арабских кварталах.

Администратор маленького отеля в центре города, где я остановился, сообщил, что в Судан можно вылететь через восемь дней, однако мои билеты недействительны, так как в Чаде некому оформить мне египетскую визу. Есть израильское посольство, а египетского нет. И ни Норвегия, ни Италия, ни Англия не имеют своих представителей в Форт-Лами.

Я вернулся в номер: кровать, два крючка на стене и вентилятор, который гудел не хуже поршневого самолета. Сидя на кровати, я попытался найти решение в карманном атласе. Вдруг кто-то постучался. Дверь отворилась, на пороге стоял высокий черный человек в длинной белой тоге и с крохотной пестрой шапочкой на голове. Он вскинул руки и рассмеялся, сверкая зубами:

– Ой, мой шеф, ой, мой шеф, Абдулле было очень плохо, но теперь все хорошо!

Абдулла! Он плясал от радости, что мы снова свиделись.

– Абдулла, что произошло?

– Абдулла поехал в Бол, там четыре дня ходил на кадай по озеру, искал Умара и Муссу. Они ушли далеко ловить рыбу. Я нашел их. Я заплатил их долги. Я хотел отвезти их в Форт-Лами. Тут появляется шериф. Говорит, что я плохой человек, на все готов за деньги. Меня арестовали. Отправили под стражей в тюрьму в Форт-Лами. Я сидел там один. Отдал все остальные деньги, чтобы меня выпустили на волю.

Хорошее дело. Абдуллу арестовали в Боле по подозрению в работорговле. В древности через Чад проходил работорговый путь, и в наше время об этом не забыли.

Абдулле нельзя возвращаться в Бол. Умар и Мусса сами не приедут, я должен поехать за ними, заручившись трудовым договором, заверенным властями в Форт-Лами.

Пять дней мы с Абдуллой бегали но столичным департаментам, допытывались, как составить официальный трудовой договор для двоих жителей Бола. Всюду умные, вежливые лица. Искреннее сочувствие под маской официальности. Конторы в ультрасовременном стиле. И всех великолепнее громада министерства иностранных дел с четырнадцатью бездействующими фонтанами перед парадной лестницей. А когда настало воскресенье, я в полном изнеможении сел на кровать и выключил гудящий вентилятор. Пусть жара, пусть комары. Черт знает что. За пять дней – ни одной печати, ни одной подписи. Нам удалось найти миссионера, у которого был одномоторный геликоптер с понтонами, способный совершить посадку на озере Чад. Но если я попробую увезти двух будума без надлежащих бумаг, мне грозит участь Абдуллы.

Сперва мы пошли к Генеральному директору внутренних дел, осведомленному о злоключениях Абдуллы. Но он мог принять иностранца лишь с одобрения министра иностранных дел, а к тому попасть можно было только через заведующего канцелярией министра, а к заведующему – через начальника протокольного отдела. На то чтобы пробиться к министру иностранных дел, ушло три дня: каждому надо было услышать всю историю и прочесть письмо У Тана. В кабинете министра иностранных дел за обитыми дверьми восседал приветливый добродушный великан с шапкой жестких волос, черной бородкой и параллельными шрамами на лбу и скулах. Прежде чем дать нам путевку в министерство внутренних дел, он дважды лично обсудил вопрос с президентом Томбалбайе. Президент посчитал дело настолько необычным, что предложил сначала