— Однако в одном можете быть уверены, — продолжил Оттершоу, — береговая охрана в подчинении у человека, который хочет во что бы то ни стало положить конец контрабанде, не важно, сколько людей будут на него обижаться. И наше правительство — тоже! Было время, когда в Лондоне относились к этому с прохладцей, но с тех пор как закончилась война, контрабанда так расцвела, что, если ее не остановить, ситуация станет очень похожей на те времена, когда Сассексом правила банда Хокхерста. Возможно, те, кто защищает так называемых «джентльменов удачи», не понимают, но для них будет лучше — я пока не стану называть имен, — если они…

Голос Оттершоу прервался на середине фразы, и майор увидел, как отвисла у лейтенанта челюсть, а взгляд застыл. Майор, удивившись, проследил за его взглядом и обнаружил причину, ввергшую собеседника в неожиданное молчание: к ним приближался кузен Клод.

С того момента как Хьюго расстался с Клодом, тот приобрел огромных размеров бутоньерку, которая явилась последним штрихом в его внешнем виде, достаточно потрясающую, чтобы извинить оцепенение лейтенанта Оттершоу. Редко случалось, когда джентльмен делал честь городку Раю, прогуливаясь по его улицам в длиннополом сюртуке, панталонах и ботфортах, которые годились лишь для прогулки по Бонд-стрит или для променада в Гайд-парке, но даже в этих модных местах костюм Клода наверняка не был бы оставлен без внимания: ведь его панталоны были не спокойного оттенка бисквита, не бьющего по глазам желтого, а чистого нежно-лилового. Галстук его был огромных размеров, в складках пряталась булавка с увесистым аметистом. Его шляпа — самое последнее произведение изобретательного гения Бакстера — была столь революционного фасона, что даже ее владелец чувствовал некоторую неуверенность, ведь она не имела ничего общего с котелками и грубыми касторовыми шляпами, так почитаемыми жителями города или более непритязательными сельскими жителями, а сильно смахивала на конусообразную дымовую трубу. Но еще более ошеломляющим, чем его шляпа или его панталоны, был длинный плащ из белого холста, отделанный лиловым шелком, грациозными складками свисающий с его плеч. В обычаи приверженцев моды не входило носить плащ поверх наряда, не предназначенного для вечера, но Клоду, когда он однажды изучал собственное отражение в зеркале перед тем, как направиться на собрание к Альмаку, пришло в голову, что в хорошо сшитом, отороченном шелком плаще есть некая особенная привлекательность. Идея о создании подходящего плаща для ношения в дневное время мелькнула в его мозгу, и он тотчас предложил ее Полифанту. Полифант, казалось, не воспринял ее, но Клод был настолько поглощен творением собственного ума, что после нескольких недель размышлений выложил его перед портным, более склонным к авантюрам.

— Да, сэр. Для маскарада? — спросил мистер Стульц несколько изумленно.

Когда Клод впоследствии показал свой плащ двум своим самым близким друзьям, те выразили вслух свою зависть и одобрение. Клод еще не надевал плащ в Лондоне, но произведенный в Рае эффект был весьма ободряющим, и он уже подумывал предпринять попытку показать его в высшем свете во время следующего сезона.

Лейтенант Оттершоу наконец обрел дар речи.

— Это… это мистер Клод Дэрракотт, сэр? — спросил он.

— Да, — отвечал майор, — он самый.

Лейтенант издал тяжкий вздох.

— Рад, что встретился с ним, — заметил он без обиняков. — Я о нем много чего слышал, но не верил и половине россказней.

Подойдя к пределу досягаемости, Клод вытащил лорнет, чтобы получше рассмотреть собеседника своего кузена. Лейтенант, зачарованный видом увеличенного стеклом глаза, не мог отвести от него своего взгляда и освободился от чар только тогда, когда Клод, опустив свой лорнет, обратился к Хьюго капризным тоном:

— Черт возьми, кузен! Я вас повсюду разыскивал! Даже в церковь заглянул! Если бы мне не пришло в голову хорошенько порасспрашивать каждого, не видел ли он гору, передвигающуюся на двух ногах, я бы до сих пор вас искал.

— Мы тут поболтали с лейтенантом Оттершоу, — ответил Хьюго.

— Как поживаете? — вежливо промямлил Клод, снова хватаясь за свой лорнет. Он приподнял его, озадаченно наморщил лоб и наставил на сине-белую военную форму лейтенанта и с сомнением осведомился: — Морской флот?

— Войска береговой охраны. Таможня, сэр, — натянуто ответил лейтенант.

— Так я и думал: это совсем не морская форма, — сказал Клод. — Никогда не мог отличить одной формы от другой, но эти бриджи сюда никак не подходят. То есть, я хочу сказать, на флоте их не носят, разве нет? Глупо, конечно, потому что тому есть причина… Береговая охрана, вы говорите?

Лейтенант, с каждой минутой чувствующий себя все скованнее, отвесил ему легкий поклон:

— Я — таможенный офицер, сэр.

— Это объясняет бриджи, — сказал Клод, радуясь, что наконец-то выяснил этот пункт. — Вы задали мне загадку! Очень рад встрече с вами, но надеюсь, вы простите меня за то, что я лишу вас общества моего кузена: нас ждет полдник у Джорджа.

— Вы напомнили, сэр, что и мне нужно идти, — ответил Оттершоу.

Он снова отвесил Клоду поклон, отсалютовал Хьюго и удалился.

— Никогда не встречал такого неотесанного типа, — сурово подвел итог Клод. — И вы тоже хороши! Болтать по-приятельски с каким-то береговым офицером! В следующий раз вы будете обниматься с церковным сторожем!

— Что-то вы круто взяли, — заметил Хьюго.

— Вовсе нет: ничуть не круто. Никогда в жизни не имел ничего общего с таможней. Ничего! Вот что я вам скажу, кузен: если вы не поостережетесь, люди станут думать, что вы с этим типом заодно, и вы будете у них на плохом счету. Помяните мое слово!

— А если они станут думать, что я заодно с контрабандистами? Следует так понимать, что я буду на хорошем счету?

— Ничего подобного! — горячо возразил Клод. — Единственное, что вам следует делать, — это не иметь дела ни с теми, ни с другими. Я не хочу вашему таможеннику неприятностей: я желаю ему продвижения по службе, хотя вряд ли это случится, потому что, на мой взгляд, он слишком для этого неотесан. Дело в том, что поимка контрабандистов — дело не ваше и не мое. И вот что еще! Если дедушка узнает, с кем вы водите знакомство, его паралич разобьет!

Высказав подобное предупреждение и даже пустившись в пространные разговоры по этому поводу за отличным пирогом с ветчиной на полднике у Джорджа, Клод спустя несколько часов с немалым раздражением выслушал рассказ своего неисправимого кузена о встрече с лейтенантом Оттершоу в компании, включающей не только старого лорда Дэрракотта, но и Винсента. Этот ляпсус имел место за обеденным столом, когда, по мнению Клода, все как раз шло особенно хорошо. На полировку стола был выставлен портвейн, и его светлость вдруг вспомнил о поездке своего наследника в Рай и спросил его с редким добродушием, как тому понравилось в городе. Хьюго ответил, что ему поправилось и что он заинтересовался и, более того, хотел бы узнать об истории города побольше, чем успел услышать за один визит. Его светлость одобрительно кивнул, и Хьюго стоило лишь задать один вопрос, чтобы вовлечь старика в беседу о городе. Что касается Клода, он считал это смертной скукой, но был рад, что Хьюго находит общий язык с дедушкой, смутно подозревая, что и сам приложил к этому руку. И Клод приложил все свои старания, чтобы продолжить разговор, попросив милорда рассказать Хьюго поточнее о лихих временах в истории Рая. Пребывая в счастливом неведении о том, что разозлил милорда, описывавшего в этот самый момент красоты города, который в древние времена был расположен на острове, Клод погрузился в собственные мысли и больше не следил за разговором, пока его внимание не привлек Винсент, беспечно заметивший:

— Разве это не вы, сэр, мне рассказывали однажды, что один из домов в Торговом пассаже имел тайный ход прямо до Стренда или что-то в этом роде?

— Скорее всего, Оттершоу старается этот ход обнаружить, — заметил Ричмонд. — Ему полагается стоять где-то в Лидде, но он все время болтается по Раю. А вы не встречали его там, Хьюго?

— О да! Я его видел, — ответил Хьюго. Он наполнил свой бокал и, передав графин Винсенту, добавил: