ушла.

Все слегка обеспокоились этой информацией, особенно Марта. Она успокоила себя маринованной морошкой из банки, которую они только что купили в супермаркете, и о Корнелии больше не было сказано ни слова. У них было предостаточно других тем для разговора, например, то, когда именно дядя Хенрик, Сэмюэль и Тролль-сын должны отправиться в лес.

— Ну, я об этом думал, — сказал дядя Хенрик. — И я решил, что лучше всего подождать до наступления темноты.

Тетю Иду это предложение привело в ужас.

— Темноты? Зачем? Разве это не будет еще опаснее?

Дядя Хенрик кротко улыбнулся.

— Ида, любовь моя, мы не будем в опасности, и неважно, пойдем ли мы днем или ночью. Лес безопасен. Но имеет смысл пойти именно ночью, потому что тогда нас увидит меньше существ, а те, что увидят, не будут удивляться, что это за тролль шляется по лесу в дневное время.

Тетя Ида неохотно кивнула, убирая на место последние покупки.

— Ну, хорошо, думаю, у меня как раз хватит времени все подготовить. Но вы с Сэмюэлем должны постараться отдохнуть перед тем, как пойдете. И Тролль-сын тоже. Хотя, наверное, лучше, если он останется здесь, внизу, на диване, где мы сможет за ним присматривать. Я принесу одеяла.

Так они и сделали.

Сэмюэль поднялся наверх и лег на кровать, хотя его разум был сейчас слишком взбудоражен (а в комнате было слишком светло), чтобы он смог по-настоящему заснуть. В голове у него продолжали эхом отдаваться слова Тролль-сына. Он идет. Кто? Кто идет? Ведь Улучшитель, конечно, не придет сюда, разве не так? Тролли никогда не отваживаются выходить во Внешний мир. Ну, за исключением Тролль-сына.

Сэмюэль продолжал скользить взглядом по комнате, а в его голове роились беспокойные мысли. Он посмотрел на высокий деревянный гардероб, на комод, на пустую кровать Марты. Милые человеческие вещи, сделанные из дерева. Деревья, которые превратились во что-то другое, все равно сохраняли что-то от своей прошлой жизни. Эти вещи неожиданно показались ему странными. Они были похожи на молчаливые знаки, которые он не мог понять, но которые молили о том, чтобы быть понятыми.

Внизу Тролль-сын, храпя, спал на диване, а тетя Ида с Мартой делали сэндвичи. Сыр «Гейтост» и маринованные овощи с дрожжевым хлебом. Марта, разумеется, чрезвычайно интересовалась маринованными овощами, и на каждый кусочек, попадавший в сэндвич, приходился один, отправлявшийся ей в рот.

— Тебе оччень нравятся маринады, да? — спросила тетя Ида.

Марта кивнула, похрустела и сглотнула.

— Да, простите. Я ничего не могу с собой поделать. Они такие маринованные.

Видите ли, самая большая слабость Марты заключалась в неспособности сопротивляться соблазнам. Если она думала о чем-то, например, о прекрасном остром вкусе маринадов и эти маринады были у нее под рукой, она совершенно не могла устоять. И это касалось не только маринадов. Она могла подумать о чем угодно — о моргании, глотании, напевании песенки — и в тот момент, когда она об этом думала, она не могла не сделать этого. Это было по-настоящему странно. Не ужасно, но просто странно. И она никогда не была такой раньше, до того дня, когда огромному бревну показалось, что будет забавно скатиться с фуры и насмерть раздавить ее родителей. Нет, в те дни она могла, подумав о чем-то, запретить себе это делать. Но это было раньше, когда все было по-другому.

— Возможно, я должна придумать тебе другое занятие, — сказала тетя Ида. — Почему бы тебе не пойти наферх и не принести браслет Хек? Но постарайся не шуметь. Дядя Хенрик, скорее всего, спит.

Марте пришлось оторваться от маринадов и пойти наверх, пока тетя Ида доделывала сэндвичи. Она тихонько пробралась в спальню, где посапывал дядя Хенрик, подошла к комоду, достала шкатулку для драгоценностей, открыла ее — и открыла рот от изумления. Браслета там не было. Она перерыла весь комод, расшвыривая панталоны и кальсоны тети Иды. Ничего. Браслет словно испарился.

— Но этого не может бы… — прошептала она.

И тут она вспомнила.

Она рассказывала Корнелии о браслете. Это была очень глупая идея, теперь она это понимала. Но Корнелия непрерывно болтала о вещах, которые у нее есть — например, о пони (а Марта всю свою жизнь мечтала о лошади, но ее родители никогда не были особо богатыми). И даже несмотря на то что в глубине души она догадывалась, что Корнелия — не самый приятный человек, с которым можно дружить, Марта чувствовала — и теперь ей было стыдно это признать — некоторую гордость оттого, что Корнелия уделяла ей так много внимания. И когда Корнелия рассказала ей о пони и миллионе других вещей, которые у нее есть, Марте тоже захотелось произвести на нее впечатление, и поэтому она рассказала о браслете Хек. Она не говорила, что этот браслет из леса, но рассказала о его волшебных свойствах. И даже сказала ей, где он спрятан.

— Глубоко, глубоко сожалеешь? Ну-ну, — сказала Марта, вспомнив о том, что дядя Хенрик рассказал им о нежданном визите Корнелии. И, глядя на то, как за окнами постепенно меркнет солнечный свет, она почувствовала угрызения совести, в последнее время ставшие для нее привычными. Она опять всех подвела.

Магнус Мюклебуст ненавидел фьорд. Каждый раз, видя его, он вспоминал тот кошмарный день, когда споткнулся о лыжи Хенрика, скатился вниз с горы и плюхнулся в холодную воду.

Но тропинка, бегущая вокруг фьорда, была лучшим местом, с которого можно было следить за домом Хенрика и Иды. Ведь если бы его и заметили, они бы, скорее всего, решили, что это просто ночной рыбак — хотя единственное, что он пытался выловить, это секреты.

— Ох, Хенрик, — прошептал он сам себе, глядя в бинокль. — Пусть у тебя получилось надуть Томаса Томассена, но Магнус Мюклебуст не настолько глуп.

На втором этаже включился свет. Свет в спальне Сэмюэля и Марты. Он увидел, как за занавесками прошла тень. Она не была похожа на человеческую тень. Но фотографировать эту тень смысла не было — что бы это доказало?

Потом он что-то услышал.

Далекие голоса, доносящиеся из леса. Он поглядел в бинокль, отчасти ожидая увидеть чудовищ, выходящих из-за деревьев, но там ничего не было.

— Ты размазня, — сказал он себе. — Прекрати фантазировать.

Повернувшись обратно к дому, он увидел, как свет включился и на нижнем этаже. Это подавало большие надежды, поскольку шторы там были не полностью задернуты.

— Готов поспорить, что там бродит тролль, — сказал Магнус себе.

Он вытащил фотоаппарат, лежавший рядом с корзиной, в которой было десять сэндвичей с говядиной.

Приблизив картинку, он отчетливо увидел, как кто-то ходит по гостиной, но не мог понять, тролль это или человек.

Чтобы получить доказательство, с помощью которого можно было бы засадить Хенрика в тюрьму, ему нужно было подобраться ближе. Поэтому он оставил корзину с едой на месте и направился к дому.

Он так пристально смотрел на окно, что даже не обратил внимания на две темные фигуры, только что вышедшие из леса.

И даже когда они приблизились к нему, Магнус по-прежнему ничего не замечал. Он пригнулся — настолько, насколько ему позволял его огромный живот — и продолжал, скрючившись, красться к дому. Когда он наконец достиг цели, ему пришлось долго переводить дыхание, прислонившись спиной к бревенчатой стене.

Он как раз вставлял новую пленку в фотоаппарат, когда почувствовал, как кто-то хватает его за руку. И, повернувшись, он увидел их. Троллей. Но это были не просто какие-то тролльчата. Это были рослые,