тот день под вечер.
Андреа Бёрден застыла.
— А то, что ты говорила насчёт газет?.. — спросила она.
У Маделен всегда была — как у всех самок животных — сильная потребность сделать так, чтобы всё закончилось хорошо, чтобы любое прощание было недвусмысленным, тёплым и немного грустным. Это прощание тоже уже обещало быть таким — Маделен была готова к примирению. Но за спиной её стояли две другие женщины, и ей пришлось отвечать за всех.
— Это отложим, — ответила она. — На неопределённое время. Но пока что ничего не отменяется.
Оставшись в одиночестве, она пошла по парку, пока не нашла телефон-автомат. Она села на балюстраду у вольера с муравьедами, патагонскими зайцами и гуанако, достала свою фляжку, поприветствовала животных и выпила. Она посмотрела на окна Института, пытаясь определить, где находятся окна кабинета Адама.
Она понимала, что у неё мало времени. Что она оказалась в такой же ситуации, в которой оказалась бы Ева в Райском саду, если бы она сразу же после своего появления на свет обнаружила, что Господь Бог собирается зайти слишком далеко, и решилась бы остановить его. Она была бы озадачена и обеспокоена, как и Маделен в настоящий момент. Ведь что бы там Андреа и Адам ни пытались сделать, это уже было близко к завершению.
Ока подошла к телефону-автомату. И набрала прямой номер его приёмной.
Секретарша сняла трубку и назвала своё имя.
— Это я, — сказала Маделен. — Можно с ним поговорить?
— Соединяю вас.
Маделен подняла взгляд на серое здание. У неё кружилась голова. Она была совершенно уверена, что его нет на месте, что он и сегодня останется дома в оранжерее.
— Я слушаю.
— Это я, — проговорила Маделен.
Не очень хорошо зная секретаршу, Маделен тем не менее была уверена, что она сейчас подслушивает. Алкоголь и раннее утро изменили её голос, заставив его скрежетать, словно галька на морском берегу. За этим шумом Адам узнал голос своей жены. А секретарша услышала голос Присциллы с Мясного рынка.
— Мне нужно было услышать твой голос, — сказала она.
Адам ласково забурчал, чувствуя себя польщённым. Маделен попыталась собраться с мыслями. Ей надо попасть в Институт. И при этом ни в коем случае не встретиться с ним. Ей надо быть уверенной в том, что он пробудет в своём кабинете до того момента, пока она не выйдет из Института.
— Я хочу потрогать тебя, — сказала она.
— М-м.
Она знала звуки Адама. Она знала, что сейчас у него возникла эрекция.
Маделен огляделась. Мимо неё прошла группа пенсионеров с пакетиками арахиса для обезьян.
— Я хочу сказать тебе что-нибудь неприличное, — прохрипела она. — Можно я снова позвоню через пятнадцать минут?
Ей было слышно, как участилось его дыхание. Вожделение всегда сильнее логики. Адаму не пришла в голову мысль спросить, почему сейчас надо прерывать разговор.
— Я ни на шаг не отхожу от телефона, — проговорил он.
Маделен положила трубку.
Направившись трусцой к главному входу, она заколола на затылке волосы, надела солнечные очки и развязала пояс плаща. У тротуара стоял грузовик с изображением собаки на двери. В нём никого не было. Когда она вошла в холл Института, водитель стоял у стойки, выслушивая отказ от рычащего терьера. Маделен поднялась на лифте и торопливо прошла мимо двери, за которой сидели Адам с секретаршей и ждали её звонка.
Кабинет врача-ветеринара был пуст. Маделен села и стала ждать. У неё было десять минут.
Он пришёл через пять. С чашкой чая и булочкой.
— Извините, — сказала Маделен.
Врач сел в своё кресло.
— Вы можете переехать сюда, — заметил он. — Я могу поставить здесь для вас раскладушку.
— Мне некого спросить, кроме вас, — сказала Маделен.
В своём собственном голосе, за хрипотой, она услышала новую, искреннюю часть себя самой, с которой она ещё не была знакома.
Врач покачал головой:
— Мне нравится пить чай в компании. Здесь со мной уже больше никто не разговаривает.
— Почему?
Он обдумал вопрос.
— Возможно, я впадаю в маразм. Возможно, начинаются новые времена. А я принадлежу старым. Возможно, по другим причинам. Что вам предложить?
Маделен сняла очки.
— У вас случайно не найдётся крепкого пива?
Врач протянул руку к стоящему сзади маленькому холодильнику и поставил перед ней бутылку и стакан.
Маделен налила себе и выпила. Она открыла тубус, поставила на стол свою колбу и вытряхнула маленькую стопку белых листков. Это были рисунки того оборудования, которое она накануне видела перед клеткой обезьяны. Выполненные по памяти, но уже не карандашом для глаз, а чёрной тушью, сегодня рано утром, на трезвую ещё голову.
Она протянула врачу первый рисунок, на нём были изображены двойной гроб на колёсиках и электрический стул.
— Сканирование мозга, — сказал врач. — Аппарат для сканирования мозга.
— Как он работает?
Он покачал головой.
— Он принадлежит новым временам, — ответил он.
Маделен показала ему следующий рисунок.
— Прибор для определения потребности в сне. Там, внизу под нами, есть такой же. В Институте изучения сна. Этот же предназначен для крупных животных. Животное привязывают и включают ток. Когда оно засыпает, то какая-то часть его тела, рука, хобот, шея, опускается под действием силы тяжести. В этот момент оно получает удар током и просыпается. Прибором измеряют, сколько можно держать их в бодрствующем состоянии. Такой метод был очень распространён. Было доказано, что животные не нуждаются в сне. Однако никому не удалось убедить в этом животных.
Маделен протянула ему ещё два рисунка.
— Все эти раскладные ящики — части оборудования для полосы препятствий. А это — для теста типа «шахматный ход», насколько я могу судить.
Он взял ещё один листок.
— Имитатор раздражения. Прямо-таки как в Институте нейроэтологии, двумя этажами ниже нас. Они подвергли сомнению тот факт, что животные могут чувствовать боль. И предположили, что пока животные не выражают свои страдания на правильном английском языке, нет никаких оснований утверждать, что они подвергаются мучениям.
Он посмотрел на Маделен.
— Это оборудование для проведения комплексного тестирования крупного животного. Что, на бойнях начали проводить исследования поведения животных?
— Тестирования на что? Какого поведения?
— Ума, я бы сказал. Умения решать поставленные задачи. Но это довольно жёсткие методы. На
