На какой-то миг он испугался, что она сейчас упадет без чувств, поскольку ее лицо внезапно лишилось красок. Саймон сделал шаг к ней и застыл в нерешительности. Она не покачнулась, но, напротив, решительно расправила плечи и вздернула подбородок. Румянец постепенно вернулся на ее нежные щеки, а прекрасные глаза гневно сверкнули. Но что было причиной ее злости? То, что ее оболгали, или тот факт, что он уже предупрежден о ее злодеянии? В том, что касалось женщин, Саймону всегда хотелось верить собственным суждениям. Однажды он доверился чужим рекомендациям и жестоко за это поплатился. Теперь, чтобы завоевать его доверие, требовалось гораздо больше, чем пара прекрасных глаз или полных, соблазнительных губ.

— Это ваши дети? — поинтересовался он, кивнув в сторону малышей.

Впрочем, подумал он, она слишком молода, чтобы быть матерью мальчика.

— Теперь — да, — ответила она. — Рейд и Элен. Вы желаете выслушать мою историю или сразу потащите к королю?

Так и следовало бы поступить, подумал Саймон. По-хорошему, ее нужно было бы надежно запереть в тюремной камере, пока он будет расследовать дело. Но здравый смысл подсказывал, что сначала он должен выслушать ее историю, а уж потом сажать под замок. Чутье подсказывало, что она лишь пешка в чьей-то смертельной игре. Будь на ее месте мужчина, Саймон обязательно доверился бы интуиции. Впрочем, этих соображений было вполне достаточно, чтобы усомниться, стоит ли отдавать ее людям короля, которые наверняка обойдутся с ней жестоко. После череды предательств король, вероятно, пожелает ее смерти, и она не доживет до того момента, когда будет доказана ее невиновность. Мало того, что он даром потратит время на расследование, так еще и допустит напрасную казнь.

— Садитесь, — сказал Саймон. — Я выслушаю все, что вы сочтете нужным мне сообщить, и уж тогда решу.

Илзбет рассматривала мужчину, в доме которого оказалась по воле судьбы. Он был высок, шести футов или даже выше ростом, и худой, даже слишком худой. Но в его физической силе этого стройного тела она ни на миг не усомнилась. У него было такое лицо, что сразу становилось ясно — пощады не жди. Резкие черты от высоких скул до твердой линии подбородка. Даже нос срезан под острым углом, слишком крупный для лица. Густые черные волосы, стянутые в хвост, похоже, были слишком длинными. Прямые черные брови и длинные темные ресницы нисколько не смягчали холодную сталь серых глаз. Единственная мягкая линия в лице прослеживалась в некоторой полноте нижней губы. И уж конечно, никакого намека на мягкость не было в его низком голосе и ледяном тоне.

Было в этом человеке нечто такое, отчего кровь забурлила в жилах Илзбет. Она начала подозревать, что мать и кузины не были уж такими странными, когда рассказывали, как чувствовали себя, когда встретили предназначенного им мужчину, как колотились их сердца и кипела кровь. Илзбет была готова мурлыкать от удовольствия, разглядывая этого сурового мужчину, от которого теперь зависела ее жизнь.

Стряхнув наваждение, она подтолкнула детей к кушетке возле камина. Села сама, и дети прижались к ней. Саймон сел в кресло, расположившись так, чтобы видеть ее лицо. Она поймала себя на мысли, что зачарована грацией его неспешных движений, и в душе укорила себя за это. Совсем неподходящее время для того, чтобы наивно восхищаться мужчиной, особенно после того, как другой мужчина всего несколько дней назад жестоко предал ее. С другой стороны, ее восхищение еще раз доказывало, что она не любила Уолтера; эта мысль ее немного утешила.

— Но ваше признание может немного подождать, — сказал Саймон, когда в комнату вошли Макбин и Старая Бега с подносами еды и питья.

Илзбет сверкнула глазами, услышав слово «признание», однако ее вниманием тут же завладела женщина, которую сэр Саймон представил как Старую Бегу. Полная и седовласая, она, казалось, нисколько не робела в присутствии грозного хозяина. Служанка принялась хлопотать вокруг детей. Худой, как жердь, слуга по имени Макбин только хмурился, глядя на них.

— Ох, да вы только посмотрите на этих милых крошек, — ворковала Старая Бега. — Их нужно вымыть и переодеть в чистое. — Она подхватила Элен на руки. — Пойдемте-ка со мной, вы оба, и будем мыться прямо сейчас. Потом вернетесь сюда и как следует поедите.

— Но, — начала Илзбет, совсем не уверенная, что хочет остаться наедине с сэром Саймоном.

— Вы только не сердитесь, — сказала на ходу Старая Бега. — Я приведу их назад сразу же, как они сменят свои лохмотья на чистую одежду. Идем, Макбин!

— Идем, Макбин, — проворчал слуга, направляясь вслед за женщиной. — Принеси то, сделай это! Ты только не сердись, старая, но я не подряжался на тебя работать.

Дверь за ними плотно затворилась. Илзбет с тоской посмотрела на закрывшуюся за ними дверь и подумала: вот бы выскочить в коридор, следом за этой доброй женщиной! Потом перевела подозрительный взгляд на Саймона. Вряд ли у него было время спланировать их уход, однако отсутствие в комнате детей было ему очень на руку.

— Я тут ни при чем, — сказал он. — Бега терпеть не может беспорядка и обожает детей. Вот и все. Однако это очень кстати. Не стану отрицать, что именно так и распорядился бы сам, будь у меня время подумать. Лучше обсудить наше дело наедине, чтобы дети не слышали.

— Возможно. — Илзбет налила себе сидра и взяла намазанную медом овсяную лепешку. — Значит, вы хотите услышать мое признание прямо сейчас?

— Вас обидело это слово, не так ли?

Ему пришлось бороться с желанием прогнать поцелуем горькую усмешку с ее полных мягких губ.

Илзбет подняла глаза к потолку, а потом спросила:

— Хотите, чтобы я начала с того самого момента, как стала увязать в этой трясине? Или собираетесь просто задавать вопросы?

— Начинайте по порядку. Кстати, снимите сначала эту штуку с головы. Не нужно и далее притворяться монахиней.

Стоило Илзбет сбросить с головы покров, как Саймон пожалел, что попросил ее об этом. Снимая наголовник, она задела волосы, которые были заколоты наверх, и густые пряди, черные как смоль, упали вниз до самой талии. Саймон с силой сжал ножку бокала, борясь с искушением коснуться волос гостьи.

Ему стало легче, когда она заговорила, хотя соблазн ее хрипловатого голоса мешал ему сосредоточиться, окончательно выбросить из головы мысль о том, как чудесно было бы почувствовать эти роскошные волосы на своей обнаженной коже.

— Сейчас мне понятно, что все началось еще тогда, когда за мной стал ухаживать сэр Уолтер Хэпберн. — Она горько усмехнулась: — Мне следовало быть осторожней, присмотреться к нему внимательней, потому что никто из его семьи никогда не имел с нами дела. Но мне двадцать один год, и, конечно же, я не хотела упустить шанс завести собственную семью и детей.

Саймон удивился. Как может столь соблазнительная девушка бояться, что останется старой девой? Она была миниатюрной, и одеяние монахини скрывало многое, но не все. Он видел, что она может похвастать округлостями, столь приятными для глаз мужчины.

— Итак, вскоре мы обручились. Затем, по мере того как близился день свадьбы, я почувствовала перемену в моем женихе. Я решила, что он, должно быть, завел любовницу. — Илзбет покраснела: — Он очень предприимчивый мужчина, так что…

— А он не пытался соблазнить вас до свадьбы?

— Нет. Попробовал однажды, но я дала ему отпор. Больше он не пытался. Вот почему я решила, что у него есть любовница. Тогда я пошла к нему домой, но вскоре, попрощавшись, ушла. Потом, просидев в лесу около часа или больше, я подкралась к дому. У Уолтера не было никакой любовницы, зато я услышала, как он разговаривает с двоюродным братом, Дэвидом. Дэвид восхвалял Уолтера за готовность принести себя в жертву. — В голосе Илзбет зазвучал и горечь и гнев, но она и не думала их скрывать. — Уолтер объявил, что его жертва — ненадолго. А то, что Дэвид сказал дальше, раскрыло мне глаза на его поступки.

— И что же он сказал? — спросил Саймон, когда Илзбет погрузилась в молчание.

— Дэвид поинтересовался, как же Уолтер может говорить, что никакой жертвы не будет, если все обвиняют его в убийстве королевского посланника. Я подумала, что Уолтер приносит себя в жертву, но скоро поняла, что ошибаюсь. Роль жертвенного агнца была уготована мне. Уолтер сказал также, что собирается меня спасти, и мне наверняка придется бежать из Шотландии. А у него есть домик во Франции, в