– Увидеть такое и никому не сказать – тяжелая ноша… Я давно знал, что у тебя бесстрашное и благородное сердце, а сегодня лишний раз убедился в этом. Но давай больше не будем о боли, о смерти, о мести и бремени. Мы так устали за этот день, что забыли о самом главном… – Он прильнул губами к теплому морю волос. – Всевышний одарил нас таким богатством…
– Богатством?
Его губы обласкали бархатистую кожу ее щеки.
– Конечно. У нас ведь есть наша любовь. А мы забыли… – Дункан захватил ее врасплох, обвив пальцами за талию и бросив на перины огромной кровати.
Элспет рассмеялась, накрепко сцепив руки в кольцо у него на шее. Улыбка еще блуждала на ее лице, а тело уже жаждало ласки. Глаза уже умоляли о любви.
На несколько мгновений оторвавшись от нее, Дункан быстро разделся. Шагнул к кровати.
Он оказался прав. Ни смерть, ни месть, ни ненависть не имели значения в том мире, где жила их любовь.
* * *
– Я хочу спать, – простонала Элспет. – У меня ноет каждая косточка. Ноги болят. Болит спина, болит шея, болит…
– Все, все, хватит, малышка, я понял, – хмыкнул Дункан. Он проспал несколько часов, а сейчас поднялся, чтобы закрыть ставни. С вечера они забыли об окне, и сырой осенний ветер выстудил комнату.
Бросив быстрый взгляд на горизонт в предрассветной дымке, Дункан захлопнул ставни и поскорее вернулся к теплому ложу, манившему пухом матраца и подушек. Элспет проснулась, когда он нырнул под меховое покрывало.
– Иди ко мне, – шепнул он, – я тебя быстро вылечу.
Она неуклюже перевернулась, шумно выдохнула, уронив руку на грудь Дункану.
– Ничего у тебя не получится. Никто не сможет меня вылечить, – жалобно сказала Элспет. – У меня все болит, от макушки до пяток. За эти два дня я прожила целую жизнь. Я чувствую себя дряхлой старухой. Дай мне поспать.
Дункан принялся осторожно разминать ее спину, плечи.
– А по мне так тебе еще далеко до дряхлой старухи, – приговаривал он. – Ты молода и полна сил. И очень, очень умна, малышка. Иначе так и осталась бы там, на утесе, посреди озера.
– О-о-о… Лучше об этом не вспоминать. – Элспет с наслаждением вытянулась под его теплыми руками. – Здорово пришлось поплавать.
Сколько лет твоей бабушке? – неожиданно спросила она.
– Понятия не имею. Лет сто. – Услышав ее сдавленный возглас, Дункан рассмеялся. – Ну, может, и не сто. Семьдесят. Восемьдесят… Очень много.
– А выглядит она хорошо. Такая милая. Крохотная, вся серебристая, прямо фея, добрая и мудрая.
– Точно. – Ладони Дункана скользнули вдоль спины, очертили изящную талию, прошлись по шелковистой коже бедер. – Кстати, бабушка сказала, что даже не надеется увидеть нас до вечера. Так что можешь спать сколько хочешь.
– Будем спать целый день, а? – со смешком отозвалась Элспет.
– Это вряд ли. Но из постели я тебя не выпущу, и не надейся, – пообещал он. Миг спустя Элспет уже лежала на спине. Его губы нашли в темноте и накрыли ее рот.
– Дункан… – Она отвернула лицо. – Ты что, поссорился с Иннис перед отъездом из Далси?
– Опять? Я думал, мы с этим покончили. – Он укоризненно покачал головой.
– Я хочу знать все – почему ты уехал, почему так долго не возвращался.
– Нас было пятеро братьев, – с покорным вздохом начал Дункан. – Пять Братьев из Кинтейла. Юные Фрейзеры напоминают мне моих погибших братьев. Я был самым младшим. Трудно поверить, что их больше нет… – Он откинулся на подушки. – После той страшной ночи нас осталось трое. Чистое наказание, а не ребята, говорила бабушка. Необузданные, неистовые. Смерть мужа и старших сыновей подкосила маму, и она ничего не могла с нами поделать. Но бабушка – она всегда была волевой и упрямой – все твердила, что наши набеги до добра не доведут…
Элспет пристроила головку ему на плечо, прижалась всем телом.
– Я был тогда совсем мальчишкой, – благодарно обняв жену, продолжал Дункан. – Ты знаешь, что здесь в чести благородство и отвага. Но, к сожалению, мы с братьями не знали меры… Ненависть толкала нас на безумные поступки. Мы были не правы, но понял я это только через много лет.
– Ваши набеги вошли в легенду. Так мне сказал Рори. Мать пугала его и братьев «бешеными Макреями».
Дункан невесело усмехнулся:
– Да уж, скота мы у Макдональдов увели немало. И прятали так, что никто из них не смог вернуть ни одного вола, ни одну овцу. Но убивали только тех, кто нападал на нас. Сами мы никогда не нападали на спящих, не трогали женщин и детей. Отца и братьев убили мужчины. Вот им мы и мстили. Все это длилось много месяцев; день и ночь в седле, с оружием в руках… Во время одного из набегов погиб еще один брат. Иннис потребовала прекратить войну с Макдональдами, я встал на дыбы. Тогда вождь Макреев и клана Маккензи – это наши соседи и друзья – приказали нам остановиться. Я не мог пойти против такого приказа, но и остаться в Далси не захотел. Уехал. Без благословения бабушки, не сказав ни слова на прощание…
К тому времени горе уже унесло маму в могилу… Я отправился сообщить о ее смерти родне. Мама была