Барри перевелся в Корнель год назад из Мичиганского университета: год назад его отец решил, что для дальнейшей деловой карьеры больше подходит образование, полученное на Востоке.
– Едва ты вошла, я сразу же понял: это моя девушка.
– Вынуждена тебя разочаровать, – сказала Джейд, ослепительно улыбаясь. – Я не собираюсь выходить замуж. Никогда.
– Ну, замуж выходят все, – его голубые глаза по-прежнему сохраняли серьезность.
Она покачала головой.
– Кроме меня. Мой отец ушел от матери к секретарше. Мама так и не пережила этого. Она все еще только о нем и говорит. Мне кажется, если он захочет вернуться – чего, разумеется, не произойдет, – она примет его. Никогда не допущу, чтобы со мной обращались так же, как с матерью. Вот почему, – заключила она свою тираду, как заправский ритор, – я никогда не выйду замуж.
– Ладно, я заставлю тебя переменить решение, – сказал Барри. В этот вечер он ни на шаг не отходил от Джейд, даже когда ее приглашали на танец. – Я всегда добиваюсь своего – тем и известен.
– Желаю удачи! – сказала Джейд, совершенно не принимая его слова всерьез.
После вечеринки Барри проводил Джейд до общежития. У двери он заколебался, стоит ли целовать ее, и, решив, что лучше не надо, был изумлен, когда она сама его поцеловала.
– Ага! Не ты ли говорила сегодня, что никогда не выйдешь замуж? – торжествующе закричал он.
– Я и не собираюсь, – ответила она. – Какое отношение имеют поцелуи к женитьбе?
С этого дня Барри стал везде следовать за Джейд. Он провожал ее на занятия и с занятий, ждал, когда она возвращалась со свиданий с другими. Он приглашал ее на обеды и ужины, а днем они вместе пили кофе. Он сдавал за нее книги в библиотеку, помогал готовить домашние задания, одалживал ей лыжи и даже свой «фольксваген».
Он не оставлял ее в покое и во время летних каникул. Барри поехал домой на Средний Запад, Джейд отправилась к себе в Оборн. Все лето он бомбардировал ее письмами и телефонными звонками, а в сентябре, когда в университете возобновились занятия, пригласил ее в Хаммонд-таун, центр виноделия штата Нью-Йорк. Была чудесная осенняя пора. Листья только-только начали желтеть, над озерами сверкало солнце, поливая яркими лучами откосы холмов, покрытые виноградом. Весь день, переходя из одного места в другое, они пробовали вино и, в конце концов, изрядно захмелев, поставили машину на стоянку и тут же набросились на гамбургеры и хрустящий картофель.
– Ты не такая, как все, – сказал он, когда весь хмель у них прошел. – Обычно девушки либо слишком глупы, либо слишком серьезны. Одним лишь бы время приятно провести, другие ждут предложения после первого же свидания. А ты… как бы это сказать… более зрелая, что ли.
– Мать всегда говорила, что я выгляжу и веду себя старше своих лет, – сказала Джейд. К такому комплименту она привыкла. Впрочем, в нем заключалась некоторая двусмысленность – отчасти похвала, а отчасти напоминание о том, что, в отличие от других детей, Джейд никогда не была достаточно свободной, чтобы быть ребенком.
– Вот это мне и нравится в тебе, – сказал Барри. У него были мужественные черты лица, властная улыбка, и вообще он был полностью уверен в себе. Чем ближе Джейд узнавала его, тем больше убеждалась, что мужчины могут быть разными и что есть мужчины, на которых женщина может положиться. Барри Хартли был именно таким мужчиной.
Когда они в тот вечер вернулись из Хаммонд-тауна домой, он, целуя ее на прощание, спросил:
– Ведь ты моя девушка, верно?
– А что мне еще остается? – спросила Джейд. К этому времени она уже не так разрывалась между своей клятвой никогда не выходить замуж и неутолимым желанием иметь детей. И это была заслуга Барри. Сопротивляться ему было невозможно – Барри ясно дал это понять. Многие ее поклонники дарили ей цветы – Барри дарил огромные букеты. Кто-то назначал ей свидание на субботу вечером – Барри – на субботу, а также на воскресенье, понедельник, вторник, среду, четверг, пятницу и снова субботу. Многие интересовались ею – Барри был очарован, кто-то ухаживал – Барри преследовал ее двадцать четыре часа в сутки. Некоторые говорили, что любят, – Барри заставлял ее чувствовать, что любит. Он готов был ради нее на все.
– Я люблю тебя, – повторял Барри в сотый раз почти через год, как они познакомились.
– Я люблю тебя, – отвечала она, чувствуя себя с ним надежно и уверенно, зная, что он никогда не поступит с ней так, как отец поступил с матерью. Других девушек Барри просто не замечал. Для него существовала только она, Джейд, он делал все, чтобы она это почувствовала.
На втором курсе у них были встречи, на третьем – они все свободное время проводили вместе, на четвертом – объявили о помолвке, а за два дня до окончания занятий поехали в мэрию близлежащего Оборна, где Джейд родилась и выросла, и поженились. После венчания жених и невеста отправились на обед к родителям Барри. Вместе с ними была и мать Джейд – Дороти Маллен. Херб Хартли, грубоватый, могучего телосложения мужчина, немного выпив, подсел к Джейд и обнял ее.
– Когда у меня будет внук? – спросил он, слегка потрепав ее по плечу.
Джейд вспыхнула.
– Ну же, Херб, – укоризненно сказала Дорис Хартли, краснея, хоть она и привыкла к манере мужа так выражаться. Взглянув на Джейд, она ласково и серьезно заметила:
– Можешь не отвечать, если не хочется.
Все еще пунцовая от смущения, Джейд застенчиво посмотрела на Барри:
– Да как только получится, – Джейд хотелось угодить свекру. И какая славная эта Дорис Хартли. И семья у них, должно быть, замечательная. Джейд восприняла это как доброе предзнаменование. Яблоко от яблони недалеко падает, говорила она себе.
Дороти Маллен плакала, повторяя, что это от счастья.