Убедись, что выучил объяснения, прежде чем тебя кто-нибудь увидит. И как зеницу ока храни стрелу в седельной сумке, пока не сможешь передать ее мне — мне, а не Кэт. Езжай, со мной все будет в порядке.

Елизавета знала, что последняя фраза — ложь, ибо она по-истине была в отчаянии. В последнюю минуту принцесса заставила Гарри пообещать, что он помчится в Стамфорд, чтобы искать убежища в загородном доме ее друга Уильяма Сесила, а не вернется в Европу, как планировал — и как могли ожидать их неизвестные враги. Челяди в Уивенхо лорд Кэри должен был объявить, что снова едет за границу.

Принцесса покинула лесную чащу и стала приближаться к дому с тыльной стороны. Пруд с карпами, засыпанный желтыми листьями, и несколько клумб, из которых выглядывали по-осеннему гладкие стебли роз, — вот и все, что отделяло ее от знакомого здания. Хорошего травяного сада в Хэтфилде не было. Но отсюда Елизавета надеялась привлечь внимание Кэт, запустив несколько мелких камешков в оконные стекла. Та сбросит ей пару нижних юбок, чтобы она не выглядела как полудохлая мышь, побывавшая в лапах у кота. На случай, если ее заметят, Елизавета вывернула плащ наизнанку, чтобы никто не видел, что он забрызган грязью.

«Прошу тебя, Господи! — взмолилась принцесса, как молилась большую часть бесконечного, унылого пути в Хэтфилд, — защити меня и укажи, что делать дальше».

Как будто в насмешку над этой молитвой из-за угла дома вынырнула Беатрис Поуп, как всегда с вышивкой в руках. На ее живом лице отразилось изумление: полная нижняя губа отвисла, голубые, немного косящие глаза распахнулись. Беатрис вскинула голову.

— Ах, леди Елизавета! Госпожа Эшли говорила, что вы по-прежнему не встаете и не принимаете пищи, и мой супруг собирался подняться к вам и потребовать, чтобы вы хоть немного поели. — Даже когда Би отвечала кому-то обыкновенным «да» или «нет», слова лились из ее уст, как будто в них содержалось важнейшее послание всему человечеству. — Иначе нам придется уведомить ее величество о том, что вы нездоровы и нам нужен ее лучший врач, как в прошлый раз, когда она присылала собственного лекаря.

Елизавета замерла как громом пораженная. Почему она не подумала об этом? Сестра присылала к ней королевского врача сразу после освобождения из Тауэра, куда Елизавету заключили из-за протестантского восстания Уайетта, виновницей которого Мария считала ее. Елизавета тогда медленно чахла — причем симптомы напоминали симптомы тетиной болезни — и при всех, кто ее окружал, публично открещивалась от страхов, что ее, возможно, отравили. В самом деле, едва взойдя на престол, Мария прогнала Елизавету с криком, что та заслуживает яда, и к тому же заявляла, будто Анна Болейн отравила Екатерину Арагонскую.

Благодаря заботам врача Марии и новой кухарки Коры Креншоу, которая до сих пор служила в Хэтфилде, Елизавета поправилась. Веских доказательств того, что ей подмешивали яд, не было. Но что, если… Что, если королева Мария, не посмев разделаться с ней в Тауэре, все-таки решила каким-то образом избавиться от нее здесь? И что, если, когда Елизавета публично пожаловалась на здоровье, Мария решила не торопиться, но теперь, когда она сама заболела и, быть может, оказалась на пороге смерти, мысль о том, чтобы оставить страну протестантской королеве… О Всевышний, что, если королева Мария Тюдор, сжигавшая мучеников на костре, и есть та самая «она», которой отравительница боялась настолько, что выпила яду, лишь бы не стать мишенью ее гнева? Что, если Мария Тюдор решила перед смертью отомстить всем Болейнам?

— Я говорю, — повторила Би, внезапно оказавшись так близко к Елизавете, что та вздрогнула, — с вами действительно все хорошо, миледи? Вы побелели, как это льняное полотно для вышивки.

Елизавета взглянула на то, что поднесла к ее лицу Беатрис. Замысловатые стежки складывались в контуры плетущихся роз с шипами и тугими бутонами. Ветви оплетали друг друга, создавая подобие лабиринта, который все плотнее и плотнее закручивался к центру, где пустовало место для монограммы. На миг Елизавете показалось, что она упадет в обморок. Она сделала медленный глубокий вдох.

— Я уверенно иду на поправку, — заставив себя улыбнуться, объявила принцесса. — Сегодня утром у меня внезапно просветлело в голове, и мне было невыносимо лежать взаперти под тяжелым пологом в этой душной спальне. Я так изголодалась по свежему воздуху, что решила одеться без помощи Кэт, которая еще спала, и прогуляться.

— Платье в самом деле зашнуровано довольно небрежно, — заметила Би, подозрительно поглядывая на Елизавету. — Но вам, право же, следовало надеть нижние юбки. Вы никогда не позволяли себе так безвкусно наряжаться. Кроме того, чтобы подышать свежим воздухом, вы могли просто высунуться из окна.

Би повела подбородком и метнула взгляд в сторону окон, в одном из которых появилась Кэт Эшли. Удивление слишком явно отпечаталось на ее широком лице. Кэт могла держать язык за зубами, но никогда (если только не надевала вуаль) не умела скрывать чувства под маской безразличия.

Елизавета изящно махнула ей рукой, и Кэт распахнула раму.

— Ах, вот вы где, ваше высочество! — крикнула служанка. — Поднимайтесь-ка теперь наверх и оденьтесь пристойно.

— Знаете, она права, — сказала Би, задумчиво прищурившись и еще раз обведя взглядом измятое платье и спутанные волосы Елизаветы.

Елизавета взглянула на безукоризненный остроконечный капюшон Би, на ее шапочку и богатое платье, и поняла, что сравнение явно не в ее пользу. Даже когда Би скакала верхом всю дорогу до Мейдстона, чтобы навестить семью сестры, по возвращении она выглядела мило и опрятно.

— Я сейчас же провожу леди Елизавету в дом и посижу с ней, чтобы вы отдохнули, госпожа Эшли, — обращаясь к Кэт, прокричала Би и помахала вышивкой, точно знаменем.

— Как мило с вашей стороны, — сказала Елизавета и взяла Беатрис под локоть, другой рукой придерживая тяжелые юбки. Ей припомнилось, как отец говорил, что лучшая защита — это стремительное нападение. — Знаете, Би, последнее время мне недоставало вашего общества.

— Но по вашему виду не скажешь, что вам лучше. — Слова Би зазвенели в ушах у Елизаветы, отдаваясь болезненным эхом. — Вам следует немедленно вернуться в постель.

— Глупости. Просто головная боль изнуряет меня, вот и все, — не сдавалась Елизавета.

Они не спеша обогнули дом и вошли в парадные двери, где их встретил Томас Поуп. Сэр Томас стоял, уперев руки в бока, у подножья лестницы, и на лице у него было написано изумление.

Елизавета ни за что не показала бы этого, но у нее в самом деле болела голова, почти так же сильно, как сердце. Она выдавила из себя еще одну улыбку, расправила плечи и выпрямилась. В этот миг она впервые осознала, что ей придется делать, чтобы раскрыть заговор против Болейнов: надевать актерскую маску так же умело, как Нед Топсайд; не говорить фактически ничего, как та отравительница, которая потом убила себя, или лгать. И, как выразился Дженкс, пробираться вперед с помощью обмана или даже сделаться мелким воришкой. «Да, — размышляла Елизавета Английская, — я способна на все это, чтобы разгадать тайну и выжить».

Она делала маленькие шажки, надеясь, что никто не заметит, что на ней перепачканные грязью сапоги для верховой езды.