засыпал. Вскоре по ординаторской разнесся его храп.
С тех пор прошло два часа, и вот он стоит в приемном отделении и ждет чего-то. Чего? Томпсон вспомнил, что уже был здесь пару дней назад вместе с сержантом Чейзом. Доктора еще тогда поразило, с какой злобой мужчины и женщины смотрели на него. В их глазах читались очень недобрые намерения. Сегодня в стеклянных дверях отделения поставили охранника: руки за спиной, ноги на ширине плеч. И никакого оружия. Разве охранникам оружие не полагается? Город на чрезвычайном положении, беспорядки могут начаться в любую минуту, даже от больничных стен веет хаосом. Из глубин организма поднялась отрыжка, во рту появился привкус вчерашнего ужина. Хоть что-то приятное.
Приемный покой был забит до отказа. Повсюду сидели взрослые и дети. Пустые, равнодушные лица. Старики и старухи жались друг к другу, перешептывались, качали головами. Эти люди не в первый раз сталкивались с бедой, и теперь сравнивали новую болезнь с былыми несчастьями. Попадались тут и обычные больные с простудами, порезами и растяжениями. От толпы несло тяжелым человеческим духом, жара стояла невыносимая.
Томпсон переводил взгляд с одного лица на другое. Никаких признаков агрессии. Может, позавчера все просто почудилось? Вдали послышался вой сирены. Доктор обернулся к раздвижным стеклянным дверям.
Люди в очереди тоже повернули головы. Посещения инфицированных запретили, но никто из родственников не расходился, все ждали хоть каких-нибудь новостей. Томпсона со всех сторон спрашивали о состоянии больных. Увы, ничего определенного он сообщить не мог. Приходилось отвечать доброжелательно, но уклончиво. Шестой этаж больницы уже целиком закрылся на карантин.
Двойные двери разъехались перед Томпсоном, и он вышел на улицу. Снаружи оказалось довольно- таки прохладно. Утренний ветерок бодрил. Доктор посмотрел на еловый лес вдали. Над верхушками деревьев плыла одинокая ворона. Сирена взвыла совсем близко, и наконец замолкла. В больничный двор въехала карета скорой помощи. Машина заслонила от Томпсона лес, перед глазами остался только белый борт с оранжевой надписью. Фельдшер с водителем спрыгнули на асфальт и бросились к задней дверце вытаскивать носилки. Они привезли девочку лет семи или восьми. Санитары подогнали каталку.
— Что у нее? — спросил Томпсон.
— Гипотермия. Температура не повышается, — ответил один из санитаров. Каталка с грохотом въехала в вестибюль. Томпсон старался не отставать.
— В воде нашли?
— Военный катер из моря выловил. Ее сначала на рыбозавод отвезли, думали, еще один труп. А потом смотрят — одета по-современному. — Санитар взглянул на врача и покачал головой, словно и сам не верил своим словам. Процессия быстро двигалась по коридору. Томпсон смотрел на лицо ребенка, скрытое кислородной маской. Где-то он эту девочку видел. Пациентка? Точно. Та самая, в которую камнем попали! Как же ее звать? Имя у нее какое-то зверушечье. Нет, птичье. Доктор бормотал названия птиц до самых дверей реанимации. Там уже ждали врачи. Медсестры в синих халатах стояли по сторонам коридора. «Тари, — вспомнил он, когда прямо перед его носом захлопнулись двери. — Ее зовут Тари».
За несколько часов до этого на Хрыч-лейн Ким наступила в кротовину, споткнулась и уронила в кусты фонарик. Она чуть не упала, но все-таки удержала равновесие. И тут на нее налетели сзади. Ким покатилась по камням, кто-то тяжелый придавил ее к земле. После короткой борьбы этот кто-то перевернул Ким на спину. Из-за веток выглянула луна, осветив нападавшего. Джозеф. Лицо перекошено, глаза превратились в узкие щелочки. Ким с омерзением попыталась увернуться от его смрадного дыханья. Джозеф крепко схватил ее за руки.
— Ах ты, шлюха! — прошипел он сквозь зубы. — Ты ему дала! Рыбаку!
— Пусти! — Лягаться было трудно: падая, Ким ударилась бедром. — Больно! Да пусти же ты!
— Теперь не уйдешь…
— Пусти! — Ким продолжала сопротивляться, забыв о боли, но Джозеф был слишком тяжел.
— Шлюха. — Он помусолил палец и потер ей щеку. — Наштукатурилась! А внутри-то что? Ну-ка, покажи зубы. — Он влепил ей оплеуху. — Сейчас просверлим тебе пару дырок в черепушке. Поглядим, кто ты на самом деле. — Он схватил Ким за горло, но душить не торопился, а лишь слегка сдавливал и отпускал, будто проверяя упругость.
Ким схватила камень и ударила мужа в висок. Джозеф ослабил хватку, глаза помутнели, голова начала клониться. Было непонятно, то ли он сейчас потеряет сознание, то ли укусит. Ким снова подняла камень. Но Джозеф лишь поцеловал ее, уколов щетиной. Этого Ким никак не ожидала. Поцелуй был нежным, так целуют на прощанье. Джозеф вскочил на ноги и пропал за деревьями. В тишине еще долго раздавались треск сучьев и почти звериное рычанье.
Ким осталась лежать. Гравий впивался в тело, бедро снова напомнило о себе. Она зарыдала от бессилия, но потом рассердилась и взяла себя в руки. Ким с трудом поднялась, поискала в кустах потерянный фонарик, но так и не нашла. Джозеф, ее Джозеф, напал на нее, а потом скрылся в лесу!
От боли и потрясения ее вырвало в придорожную канаву. Ким, всхлипывая, пошла вниз по Хрыч-лейн и снова начала звать Тари. Боль становилась сильнее, перед глазами все плыло, голова кружилась. Но Ким упрямо продолжала идти.
В конце улицы открылся кошмарный (другого слова Ким подобрать не смогла) вид на бухту. Недалеко от берега на темных волнах качалась лодка, двое тащили из воды что-то тяжелое, видимо, очередное тело. Прожекторы вертолета освещали высокий борт, водолазов в блестящих черных гидрокостюмах и утопленника у них на руках.
Ким вдруг показалось, что она ищет дочь в незнакомом, чудовищном мире, порожденном не силами природы, а чьим-то больным воображением. Дочь пропала. Или, может, ее украли. И Ким никогда ее не найти, не понять и не разгадать этой ужасной, ужасной загадки. Кто мог знать, что случится такое несчастье? Ким почувствовала себя маленькой и никчемной. Она никак не могла понять, почему пропала Тари. Не могла заставить себя обдумать происходящее, а могла только продолжать поиски.
Ким сделала несколько шагов по нижней дороге и остановилась. В лесу под чьей-то тяжелой ногой хрустели сучья. Она повернулась и заметила тень, кто-то шел по пятам и шагнул в лес, как только Ким повернулась. Джозеф. Он что, совсем из ума выжил? Выслеживает ее, как хищник добычу, снова готовится напасть. Ким пошла быстрее, внутри все сжалось от страха. «Та-а-ари!» — отчаянно звала она.
Никто не отвечал. Ким все отдала бы за то, чтобы найти дочь, спасти ее. «Господи, — умоляла Ким снова и снова. — Господи, помоги мне, помоги моей девочке!».
Ким дошла до первого кордона и хотела пройти дальше на запад, но солдаты с фонариками преградили ей путь. Они не сжалились даже тогда, когда Ким закричала, перекрывая шум вертолетов над головой:
— Мне нужно! У меня пропала дочь!
Длинный солдат, который не то на самом деле был главным, не то притворялся, заметил, что у Ким повреждено бедро и вызвал по рации врачей, после чего сообщил, что жителей города за этот кордон не выпускают. Второй солдат стоял поодаль и с ужасом вглядывался в черные волны. Ким тоже испугалась, начала визжать и царапать длинного, который загораживал проход. Третий солдат схватил ее сзади и оттащил от товарища.
— Вы уж простите, — сказал длинный.
Ким отступила, но не успокоилась. Она уже собралась пойти поискать какую-нибудь лазейку, когда сверкнули фары. Ким прикрыла глаза ладонью. Подъехала машина с сине-красной мигалкой. В лучах света появилась фигура полицейского. Он был еще выше и крупнее первого солдата.
— Миссис Блеквуд? — крикнул полицейский.
— Да, — устало ответила Ким и побрела навстречу. — Да, — уже громче повторила она, стараясь перекричать шум вертолета, кружившего прямо у них над головами.
Высокий солдат снова преградил Ким путь. Она оттолкнула его обеими руками, военный попятился.
— Пропустите ее, — громко сказал полицейский, подошел к Ким и взял ее за руку. — Я сержант Чейз. Что, ногу повредили?
— Вы нашли мою дочь? — спросила Ким.
