- Тысяча наблюдений - тысяча результатов. Тысяча наблюдений - тысяча исправлений. Поправка к поправке, и еще раз поправка к поправке, и мы, наконец, приходим к истине. Возможно, все еще приближенной к истинной истине. И эти движения, которые есть наука, будут накоплением знаний, угодных человеку.
- Человеку? - прошептал муфтий.
- Человеку? - недоверчиво повторил муфтий.
- Да, - сказал хаким.
- А не ему? - и муфтий указал на небо. Указал глазами, полными благочестия.
- И ему тоже.
Муфтию не очень понравился ответ Омара Хайяма: что значит 'тоже'? И можно ли ставить на одну доску человека и небо? Этот ученый, кажется, готов пойти еще дальше и поднять человека выше небесных сфер. Особенно в своих стихах... И муфтий спросил, как бы невзначай:
- Омар, а как твои стихи?
- Мои? - удивился хаким.
- Ты же поэт, - сказал великий муфтий.
- О нет! Я не могу претендовать на столь высокое звание.
- Разве оно выше звания ученого?
- Несомненно.
Муфтий многозначительно произнес:
- Мне приходилось читать кое-какие рубаи...
Хаким продолжал, словно не расслышав слов муфтия:
- Нет, я не поэт. Поэт - это Фирдоуси. Если человек порою и грешит стишками, он еще не поэт.
- А кто же?
- Так просто... мелкий баловник...
- А я-то думал... - проговорил муфтий, но не закончил своей мысли. Он хитровато посмотрел на хакима. И еще раз повторил: - А я-то думал...
И начал спускаться вниз по лестнице.
Хаким предложил гостю отобедать, но тот отказался под благовидным предлогом: ждут во дворце...
Хаким и его друзья проводили муфтия и его спутников до ворот. Здесь муфтий остановился, чтобы напоследок посмотреть на обсерваторию. Покачал головой, но не сказал ни слова. А на прощание все же припомнил 'поэта'.
- Значит, вовсе не поэт? - спросил он.
- Истинный поэт - Фирдоуси, - уклончиво ответил хаким.
- Я рад, что рубаи, которые ходят по рукам, не принадлежат поэту. - И муфтий вышел за ворота вместе со своими провожатыми.
Когда ученые остались одни, Исфизари спросил хакима:
- К добру ли этот визит? На это хаким ответил:
- Пока здравствует главный визирь, эта обсерватория будет стоять как скала.
- А потом?
Хаким подумал, подумал и сказал:
- Надо жить радостью сегодняшнего дня, надо вкушать все сладости сегодняшнего дня. - И весело добавил: - Нас ждет обед!
Восток алел, желтые зубцы окрестных гор покрылись розоватой краской, одна за другою гасли звезды. Воздух как бы оцепенел, предвещая жестокий зной.
Омар Хайям сказал своему другу Меймуни Васети - математику и астроному:
- Мы всю ночь следили за звездами. Никто не может сказать, что же мы высмотрели. Даже ты. И я тоже. Ценность этой ночи с точки зрения науки, может быть, определится после нашей смерти. Вот чаши с вином, вот хлеб и пастуший сыр. Позавтракаем и пройдемся немного по грешной земле. Посмотрим, что творится на ней.
Меймуни Васети согласился с хакимом. И после завтрака они направились на берег Заендерунда, на тот, на левый, где больше всего зелени. Перейдя через кирпичный многоарочный мост, они свернули налево и оказались в двух шагах от полусонных струй Заендерунда.
- Мы пойдем против течения, - сказал Омар Хайям. Васети усмехнулся.
- Я знаю эту твою страсть - идти против течения. Хаким был одет в голубую шелковую кабу и подпоясан зеленой шалью, то есть кушаком. Васети, как всегда, - в кабу из легкой шерсти неопределенного цвета. 'К такой грязь и пыль не пристают', - шутил он.
- Друг мой, - сказал Омар Хайям, - сколько бы мы ни глядели на звезды - а нам смотреть на них всю жизнь, - все равно придется спускаться на землю. Мы рождаемся здесь, любим здесь женщин и умираем. А потом прорастаем травою или из нас делают кувшины для вина.
- Дорогой Омар, - сказал Васети, - а есть ли в таком случае смысл в наших бдениях?
- Огромный! - воскликнул Омар Хайям.
- Круговращение планет настолько уж важно?
- Безумно!
- И эти календари, и расчеты времени, и параллельные линии?
Хайям остановился и посмотрел в глаза своему другу:
- А ты мог бы жить без них?
- Откровенно?
- Да, только откровенно.
- Нет, не мог бы.
- Вот видишь!
Друзья двинулись дальше.
- Милый Меймуни, ты умнее, чем хочешь казаться. А потому не заставляй повторять давно известные истины. Мой покойный отец отдал меня в учение достопочтенному Насиру ад-Дину Шейху Мухаммеду Мансуру. Этот ученый муж жил в Нишапуре, имел своих учеников, и главное занятие его было богословие. Со мною вместе учился замечательный наш поэт Санаи. И я помню, как учитель, отвечая на наши глупые вопросы, объяснял нам, его ученикам, все давным-давно ясное и понятное. Вроде: Джейхун течет на севере, а Нил - где-то на юге, а Ганг - на востоке... К несчастью или счастью - это пусть решает каждый, - аллах создал человека. Адам сделал все для того, чтобы мы расплодились. А раз так, то надо жить, хотя это не так уж просто. А жить - это значит любить, учиться, учить, смотреть на звезды, решать задачи...
Хайям указал на рыбаков, закинувших свои сети в реку. Иные удили рыбу с берега и, занятые своим делом, казалось, никого не замечали. Им не было дела до прелестного восхода, когда с каждым мгновением меняются в мире краски, когда все, начиная с небес и кончая тоненькой былинкой, по-своему переживает этот переход от ночи ко дню.
