Знатного гостя Омар Хайям провел на самый верх- на плоскую и круглую кровлю обсерватории. Муфтий и сопровождавшие его лица, о которых трудно сказать что-либо определенное, кроме того, что они все время молчали, прошлись по кругу, несмело посмотрели вниз.

- Высоко, - заметил муфтий и отошел подальше от границы круга. Он обратил сугубое внимание на изразцовый пол, который гладок и на котором выложены радиальные линии, хорды и концентрические круги. А по краю круга пол градуирован при помощи изразцовых плит разной окраски: градусы - красного цвета, минуты - желтого. А весь круг смолисто-черный, такой блестящий и прочный. 'Дорогая штука', - подумал муфтий.

Омар Хайям давал пояснения. А друзья его - Исфизари, Васети, Хазини и Лоукари - вставляли словечки, когда Хайям устремлял в их сторону вопросительный взгляд.

- Этот круг, называемый азимутальным, разделен на триста шестьдесят градусов, - говорил хаким. - Градусы и минуты отмечены соответственно.

- А секунды? - спросил муфтий.

- Они помечены особой краской, и, чтобы разглядеть их, надо подойти к самому краю... А от твоих ног к большой окружности лежит радиус, выполненный из благородного сплава. Это подвижной радиус, и по нему легко отсчитать число градусов, минут и секунд.

- Значит, радиус, - проговорил муфтий.

- По нему ориентирована горизонтальная ось вот этой астролябии...

Омар Хайям подвел высокого гостя к центру круга, где на специально устроенной металлической перекладине на бронзовой цепи была подвешена тонкой работы латунная астролябия.

-- Это немножко трудно, но мы можем определить любой нужный нам угол в горизонтальной плоскости небесной сферы, - объяснял хаким. - Причем надо учесть, что мы сию минуту стоим на исфаханском меридиане и смотрим точно на юг. А за спиною у нас точно север. Меридиан этот выложен голубыми плитами.

- Вижу, вижу, - сказал муфтий, выказывая внешнюю заинтересованность всеми этими меридианами, горизонталями и астролябиями. Говоря по правде, все это было не очень понятно, но любопытно. Однако главное было впереди: к чему все это, что даст все это в итоге? До поры до времени муфтий скрывал нетерпение, но к слушать все эти ученые речи было ему довольно-таки тягостно.

Сама по себе астролябия оказалась незаурядной вещью. Наверное, тот, кто смастерил ее, был большой мастак. Разумеется, не так-то просто подобрать металл. Но еще труднее выковать из него этот вертикальный диск, отшлифовать его, нанести градусы и минуты, приделать алидаду, которая должна ходить по кругу, изображая из себя овеществленный диаметр. Эта алидада, будучи направленной на светило, дает на круге отсчет градусов и минут. Как объяснил хаким, зная число градусов возвышения и азимутальное число относительного исфаханского меридиана, можно определить местоположение любой звезды на небесной сфере. Для большей наглядности хаким показал некую сферу из меди, которая походила на земной глобус. На эту сферу были нанесены созвездия. Такой увидел бы аллах вселенную, если бы пожелал взглянуть на нее с высоты высот.

Хаким долго объяснял значение некоего медного пояса, называемого эклиптикой. Понять что-либо было совершенно невозможно. Умственное напряжение могло вызвать сильнейшую головную боль. И великий муфтий ужаснулся...

- А что, твои друзья тоже вычисляют этот угол? - спросил он хакима. Хаким ответил:

- И этот, и многие другие.

Муфтий взглянул на каждого из них и обратился к самому себе с таким вопросом: 'Неужели делать им больше нечего?' Но вслух, разумеется, этого не сказал. Он сказал совершенно противоположное:

- Это удивительно... Это трудно своей трудностью.., Великий муфтий вновь пожелал взглянуть на главную астролябию - гордость обсерватории, - с тем чтобы бросить взгляд на вселенную через две щели в алидаде. Ему с готовностью помогли в этом. И муфтий увидел то, что увидел: малюсенький кусочек синего неба. Это было все равно, что смотреть на небо сквозь игольное ушко.

- И что же? - недоуменно спросил муфтий.

- Наблюдатель видит звезду или Луну, - пояснил хаким.

- Это ночью?

- Да, ночью.

- И так все ночи?

- Да, много ночей.

Муфтию хотелось узнать: зачем все это? В самом деле, разве аллах не сотворил гармонию, достойную его величия? В чем смысл наблюдений? Раскрыть тайну его деяний? Это невозможно! Только аллах знает свои тайны и верно хранит их. Чтобы прославить его деяния? Но это уже сделано в великой Книге. Пророк пророков Мухаммед возвеличил аллаха превыше возможного. Что же в состоянии сделать эти люди в этой обсерватории? Они или лгут, или заблуждаются. Одно из двух. Нет, зачем нужны эти ночные бдения, это дорогостоящее здание, эти дорогие приборы и эти рты, которых обязана кормить казна его величества?

Великий муфтий не спеша обошел круг, потирая руки и говоря:

- Велик аллах! Велик и милосерден...

Он искренне не понимал, к чему все эти премудрости с градусами и минутами, эклиптикой и горизонтом? Разве не сказано в Книге: 'Ему принадлежит то, что в небесах и что на земле: поистине аллах богат, преславен!'? Так что же получается? Смотреть на небо, чтобы прославлять аллаха! Но этого уже не требуется. Это сделано наилучшим образом пророком из пророков. А может быть, в опровержение всего этого? Тогда затея эта не только богохульна в сущности своей, но и тяжко наказуема, подобно воровству или грабежам. Во имя чего построена обсерватория? Это надо знать, а чтобы знать, надо уяснить...

Ходит по кругу в задумчивости великий муфтий, а ученые наблюдают за ним. Что скажет он? Благословит или проклянет?

Великий муфтий, заложив руки за спину, подходит к хакиму. Долго, изучающе глядит на него, и борода его трясется на легком ветерке.