Мадлен.
Она терпеливо улыбнулась.
– Мы и так уже дали тебе намного больше, чем следовало.
Энджел криво улыбнулся.
– Мне всегда приходится использовать лекарства в больших дозах. Иначе организм не реагирует. Поэтому я и прошу еще.
В голосе его сквозили нервозные потки. Хотела бы она ему помочь.
Энджел лежал на операционном столе, повернув голову набок. Шея его была рыжей от йода, на ней билась голубая вена. Алленфорд провел местную анестезию в области адамова яблока. Как только наркоз начал действовать, хирург ввел иглу в яремную вену и начал двигать свой биоптом все дальше и дальше – по направлению к сердцу.
Четыре пары глаз внимательно смотрели на монитор. На экране хорошо было видно сердце Энджела: мышца сильно, мерно сокращалась. Алленфорд ловко отщипнул кусочек сердечной ткани – не больше булавочной головки – и вытащил свой биоптом.
– Ну вот как будто все, – сказал он, кладя кусочек ткани в специальный контейнер и начиная забинтовывать маленькое отверстие в горле. Стащив резиновые перчатки, он выбросил их в корзину. – Через несколько часов будут готовы результаты.
Хирургическая сестра закончила делать перевязку и вышла из операционной. Доктор Алленфорд взял историю болезни Энджела и начал ее изучать.
– О чем вы задумались, Энджел?
Тот повернул голову и посмотрел на хирурга.
– Ну, раз вы сами спросили. Мэд ничего не рассказывает мне про
Крис взглянул на Мадлен и увидел, как она покраснела. Он перевел взгляд на Энджела.
– Видите ли, мы не можем сразу сообщать больному такие вещи, существуют некоторые формальности. Скажу вам сразу, что пересадка сердца и последующая адаптация проходят намного лучше, если удается сохранить конфиденциальность донора.
Энджел недовольно сморщился и попытался сесть.
– Какие же все доктора скоты! Думаете, что вы – боги? Да ничего похожего! Вы просто-напросто проучились в колледже немного дольше, чем какой-нибудь ассистент зубного врача. Вам никто не давал права распоряжаться моей жизнью.
Такой наскок ничуть не смутил Алленфорда.
– Огорчение и медикаменты – вот что заставляет вас так себя вести, Энджел. Но не переживайте, это все вполне нормальные реакции организма. Разумеется, вам хотелось бы узнать, кто ваш донор – все пациенты хотят того же. Но поверьте мне, есть границы, которые не стоит переходить. Ведь семья донора имеет право на сохранение тайны, так же, как и вы. – Доктор Алленфорд склонился над Энджелом и внимательно посмотрел ему в глаза. – Так что лучше не забивайте себе голову вопросами, на которые невозможно получить ответ. Лучше уже сейчас задумайтесь, как вам жить дальше. Конечно, можно бесконечно жаловаться на судьбу, а можно, наоборот, попытаться приспособиться к своей новой жизни.
– Конечно, если я умру, то это будет всего лишь неприятным эпизодом в вашей блестящей хирургической карьере. Вы уж как-нибудь это переживете.
Алленфорд нахмурился, затем негромко спросил:
– Вы и вправду так считаете, Энджел?
Энджел, казалось, как-то весь сжался под взглядом Алленфорда. Потом откинулся на подушку и тяжело вздохнул.
– Знаете, док, проблема в том, что я, похоже, уже больше ничему и ни во что не верю. Вы говорите, что мне хватит жаловаться на судьбу и надо продолжать жить. Но кто, ради Бога, мне объяснит, как это сделать?! Ведь если, например, биопсия даст плохой результат, окажется, что всей жизни мне – минут на десять, не больше. А вы предлагаете мне планировать долгую жизнь, черт побери.
– Речь идет не о десяти минутах, и вы сами это знаете, Энджел. Жить вам еще очень долго. Один человек в Калифорнии после такой операции живет уже восемнадцать лет...
– Только, ради Бога, не надо промывать мне мозги этой статистикой. Иначе меня стошнит, и сестре Рэчел придется мыть тут пол. Верите ли, ничто не придает мне так много сил, как мысль, что я смогу еще долго жить, если буду пить морковный сок и делать зарядку. – Он саркастически рассмеялся. – Мне ведь дали вторую жизнь – о-хо-хо! Просто мне придется себя вести, как Ричард Симмонс[1].
Алленфорд, мягко улыбнувшись, выпрямился.
– Ладно, про Ричарда Симмонса мы с вами еще побеседуем, а пока что пойду узнаю результаты биопсии. Надеюсь, с ними все в порядке.
Энджел зарычал:
– Если будете каркать!
Алленфорд выразительно посмотрел на Мадлен и вышел из операционной. Энджел уже открыл рот, желая что-то сказать Мадлен, но его предупредил стремительно вошедший в операционную доктор Маркус Сарандон.
Энджел картинно завел глаза к потолку.
– О Господи, еще один эскулап... И выглядит совсем как Малибу Кен[2]
