содержится и доли правды. Греческая цивилизация развивалась столь же стремительно, как и прежде. Это был век смелых экспериментов в политике, философии, литературе и искусстве. Та цивилизация, которая покорила Македонию и Рим и через них повлияла на современный мир, была преимущественно цивилизацией IV в. Да, традиционное вместилище этой цивилизации, суверенный полис, начал рушиться под влиянием новых внутренних идей и давлением внешних сил. То же самое можно сказать о традиционном вместилище нашей европейской цивилизации – суверенном национальном государстве. В обоих случаях сосуд менее важен, чем содержимое: цивилизация IV в. породила многие из самых плодотворных идей в истории человечества.

Спарта вела Пелопоннесскую войну во имя свободы, и день окончательной победы прославлялся как рассвет свободы в Греции. Свобода – это, безусловно, простой и привлекательный лозунг. Но свобода в политике, как внутри государства, так и в отношениях между государствами, – сложная система, которая на практике редко достижима. Это стало очевидно уже в завершающие годы войны, когда Спарта решилась на продажу свободы малоазиатских греков в обмен на персидские субсидии – лишь они позволили ей уберечь от Афин свою свободу и свободу своих союзников. Когда война триумфально завершилась, перед Спартой встала первая дилемма. Выполнение соглашения с Персией поставило бы под угрозу ее претензии на роль освободителя и уважение, которым она пользовалась в греческом мире; невыполнение соглашения грозило войной с Персией, значит, следовало сохранять свои морские силы в Эгейском море и военные базы в Малой Азии. Сперва Спарту ожидала передышка, так как Кир ничего не предпринимал против греческих государств в Ионии, но она не могла продолжаться долго. Вторая дилемма заключалась в определении характера свободы в государствах Эгейского бассейна, которые оказали бы Спарте наибольшую помощь в войне с Персией. Многие из них уже заслужили благодарность Спарты, помогая свергнуть марионеточные правительства, поставленные Афинами, и их вожди в период военного правления были должным образом наделены властью. Например, в таких государствах, как Тасос, Византий, Хиос и Милет, еще до окончания войны были установлены олигархии крайнего типа, а спартанские губернаторы – гармосты – с помощью войск поддерживали олигархов, ведущих борьбу с демократами. Что должна была делать Спарта после достижения победы? Вывод войск из Эгейского бассейна грозил всеобщей межпартийной борьбой и хаосом. Оставляя там войска, Спарта должна была поддерживать своих сторонников и продолжать взимать денежные подати, необходимые, чтобы сохранить боеспособность флота.

Проблемы, вставшие в 404 г. перед Спартой в Малой Азии и Эгейском бассейне, решил опытный спартанский командир Лисандр. Способный и амбициозный человек, он воспользовался всеми преимуществами победы: к нему был расположен Кир, который обеспечивал его золотом; он заслужил доверие союзных моряков в объединенном флоте и лояльность олигархов Эгейского бассейна, которых организовал в политические клубы. После победы его престиж и власть не знали себе равных. В портике, построенном в Дельфах в память о битве при Эгоспотамах, рядом со статуями богов и других полководцев была установлена статуя Лисандра, коронуемого Посейдоном; ее посвятил сам Лисандр, «увенчавший победой неразграбленную Спарту, цитадель Греции, страну прекрасных танцев, свою родину». На Самосе, откуда в сентябре 404 г. он изгнал демократов, вернувшиеся к власти олигархи в его честь переименовали Герею, праздник Геры, в Лисандрею. В октябре он привез в Спарту плоды победы: носы около 200 военных кораблей, флот, конфискованный у Афин, 470 талантов серебра, большое количество трофеев и короны, которые возложили на него освобожденные государства. Его возвращение в Спарту в конце 404 г. превзошло пышностью даже возвращение Алкивиада в Афины в 407 г. Несмотря на спартанский закон, запрещавший новое назначение на должность, он был назначен главнокомандующим-навархом на 404/03 г. В этот год, когда Лисандр превосходил своим влиянием эфоров, греческим государствам стала ясна политика Спарты: в Эгейском бассейне – поддерживать крайние олигархии (зачастую декархии, при которых вся власть сосредотачивалась в руках десяти человек), насаждать спартанских гармостов, размещать спартанские гарнизоны и взимать ежегодную дань в размере около тысячи талантов; в Сицилии – поддерживать Дионисия, тирана Сиракуз; в Азии – сотрудничать с Киром и при посредстве Фарнабаза убить Алкивиада. Как морской гегемон, Спарта уже вступила на путь, который прошли имперские Афины.

Одновременно Спарте предстояло определиться в своих отношениях с союзниками. Беотия, Коринф, Мегара, Сиракузы и другие государства предоставили основную часть живой силы и кораблей и понесли тяжелые потери. Практически Афины были побеждены Спартанским союзом, а не одной лишь Спартой. Союз скрепляло не только спартанское руководство, но и страх перед Афинами и ненависть к ним. Как только в 404 г. был заключен мир, союз начал разваливаться, как уже произошло в 421 г. Спарта, заключив в 404 г. соглашение с Афинами, возможно, вдохновлялась мыслью, что великодушие к врагу делает мир более прочным. Но в то же время под этим соглашением не подписались ведущие члены Спартанского союза; кроме того, они заметили, что Афины и их бывшие подданные стали зависимыми от Спарты в вопросах внешней политики, платили Спарте дань и управлялись проспартанскими властями. Военные трофеи уходили в Спарту, а не делились между победоносными союзниками. К этим поводам для недовольства прибавлялись еще воспоминания о таких спартанских вождях, как Астиох, и опасения по поводу возможных действий Спарты в будущем. Фивы и Коринф демонстративно приютили людей, изгнанных проспартанскими правительствами, и не подчинились приказу Спарты предоставить в 403 г. войска для вторжения в Аттику. Таким образом, в течение года после победы полностью исчезла одна из опор спартанской гегемонии на материке – добрая воля.

Победа обеспечила Спарте такую же гегемонию на суше и на море, какой она обладала во время Персидских войн и от которой ей около 474 г. советовал отказаться Этемарид, утверждая, что она не соответствует истинным интересам Спарты. Позволяли ли Спарте наличные ресурсы теперь проявлять гегемонию на море и на суше? Престиж Спарты как военной державы в 404 г. был высок. Спартанские гоплиты ни разу не потерпели поражения в регулярном бою; спартанские командиры Брасид, Агис, Гилипп, Клеарх, Калликратид и Лисандр достойно проявили себя на поле боя; за морем спартанские отряды, главным образом периэки и неодамодейцы, выказали отличные боевые качества. Флот Спарты был невелик, но эффективен; он доказал свою доблесть, энергично атакуя во всех морских сражениях. Престиж спартанского государственного строя был высок. Спарта была одним из немногих участников войны, не пострадавшим от межпартийных раздоров. Стабильности и эффективности спартанского правительства завидовали не только олигархи, подражавшие спартанским нравам, но даже те, кого не устраивала политика Спарты. Оратор Лисий едва ли преувеличивал, выступая на Олимпийском празднике: «Спарта справедливо славится как вождь греков благодаря своим неотъемлемым достоинствам и военному искусству. Не зная ни вторжений, ни политической борьбы, ни поражений, она полагается в обороне не на укрепления, а на неизменные государственные институты».

Однако за время долгой войны многое в Спарте изменилось. Гоплитов-спартиатов в 404 г., вероятно, насчитывалось около 3 тысяч, а в 479 г. их было около 5 тысяч; первоначально в лакедемонской армии половина гоплитов была спартиатами, а в 371 г. их доля сократилась до одной трети; саму армию неоднократно усиливали, создавая отдельные бригады неодамодейцев. В течение войны и после нее спартанские военачальники часто злоупотребляли неожиданно доверенной им властью. Гилипп был осужден за растрату; Клеарх сурово правил в Византии; Каллибий нападал на афинских граждан на улице; многие другие гармосты, развращенные лестью своих сторонников, вели себя как маленькие тираны. Возвращаясь домой – зачастую неохотно, – они становились противниками аскетичной и дисциплинированной спартанской жизни. Лисандра подозревали в том, что он планирует свергнуть двойную монархию в Спарте. Когда Спарта оказалась во главе империи, четко проявились некоторые недостатки ее устройства. Вся политическая и финансовая власть была сосредоточена в руках царей, геронтов, которым было более 60 лет, и ежегодно сменяющегося совета из пяти эфоров. Трения между двумя царями или между царями и эфорами порождали нестабильность в политике государства. Контролю со стороны Герусии были присущи некоторые недостатки, обусловленные старостью ее членов; ведь, как заметил Аристотель, старость – это состояние не только тела, но и ума. Медлительность, консерватизм, отсутствие воображения принесли имперскому государству еще больше вреда, чем вождю оборонительного союза.

Но более серьезной, чем все эти недостатки, была прогрессирующая коррупция спартанских государственных институтов. Военный и имперский опыт явились подтверждением слов дельфийского оракула: «Лишь любовь к деньгам, и ничто иное, погубит Спарту». В теории спартанская система основывалась на сельскохозяйственной экономике, отрезанной от внешней торговли железными деньгами и