яркое описание ментальности семнадцатого века, в которой сосуществовали суеверие и скептицизм, вера в сверхъестественное (в особенности в то, что веры никак не заслуживает) и наивная гордость достижениями прикладной науки. Персонаж пьесы Фицдотрел пытается заниматься колдовством, мечтая встретиться с дьяволом, поскольку нечистой силе известны места, где спрятаны сокровища. Однако вера в магию и власть Сатаны сочетается у него со столь же непоколебимым доверием ко всяким псевдонаучным химерам, сомнительным изобретениям и авторам мошеннических «открытий». Фицдотрел говорит жене, что один из этих «изобретателей» разработал план, который способен принести восемнадцать миллионов фунтов стерлингов, а заодно и герцогский титул. Жена качает головой и советует мужу не верить «этим лживым духам». «Каким еще духам!» — восклицает Фицдотрел.

Фицдотрел — фигура, конечно, комическая, но при этом весьма характерная для своей эпохи. Интеллектуальная жизнь в ту пору была поделена поровну между двумя мирами, естественным и сверхъестественным. Типично и то, что герой Бен Джонсона берет из обоих этих миров все самое худшее. Для человека неумного оккультизм и научное шарлатанство куда привлекательнее, чем вера в Божий дух и настоящую науку.

В книге Бертона, как и в нашей истории о луденских монахинях, сосуществование двух этих миров считается установленным фактом. С одной стороны, есть меланхолия, которую следует лечить установленным медициной образом. Однако колдовство и одержимость тоже существуют, вызывая болезни души и тела. Тут нет ничего удивительного, ибо «на небесах, в земле и пучине вод, а также в толще почвы нет ни дюйма пустого пространства. Воздух наполнен невидимыми дьяволами куда более, чем летний воздух мухами; Парацельс подтверждает нам это, а надо еще и помнить, что каждый из дьяволов влачит за собой хаос, да не один, а несколько». Количество духов, по Бертону, не поддается исчислению, «ибо верно говорят некоторые из наших математиков: если бы со звезд или из восьмой небесной сферы упал камень и пролетал бы в час по сто миль, то ему понадобилось бы шестьдесят пять лет, а то и больше, прежде чем он достиг бы земли, так как небо от земли отделено огромным расстоянием, равным, как утверждают некоторые, ста семидесяти миллионам восьмистам трем милям… Сколько же духов может обитать на этих просторах?» При таком взгляде на мироздание, удивляться вмешательству дьяволов в человеческую жизнь не приходилось — наоборот странно было, что хоть кому-то удается прожить свою жизнь, не попав во власть демонов.

Как мы видим, влияние гипотезы о дьявольской одержимости находится в прямой зависимости от недостаточного развития физиологической науки (еще не открывшей клеточную структуру и химические процессы в организме), а также психологии, не научившейся разбираться в работе подсознания. Вера в одержимость, некогда распространенная повсеместно, в настоящее время сохранилась лишь у римских католиков и спиритистов. Последние объясняют некоторые явления, происходящие во время спиритического сеанса, тем, что в тело медиума на время вселяется душа умершего человека. Католики отвергают существование «блуждающих душ», однако объясняют некоторые случаи психического и физического недуга воздействием дьявольских сил.

Собственно говоря, в самой идее одержимости ничего абсурдного нет. От этой концепции нельзя отказаться априори, ссылаясь лишь на то, что она — «пережиток древних суеверий». Давайте рассматривать ее как обычную гипотезу, применимую в тех случаях, когда другие объяснения являются неудовлетворительными. В наши дни современные экзорцисты признают, что в большинстве случае одержимость — это вид истерии, которую лучше всего лечить обычными психиатрическими методами. Но в некоторых случаях экзорцисты находят признаки сверхъестественного вмешательства и говорят о том, что необходимо «изгнать злого духа».

Спиритический медиум, говорящий устами некоего бесплотного духа, или, как его еще называют, «психического фактора» умершего человека, тоже стал аргументом, при помощи которого пытались объяснить явления, казавшиеся непостижимыми. Самые ранние свидетельства такого рода исследований содержатся в книге Ф. Майеса «Человеческая личность и жизнь за пределами телесной смерти»; одна из недавних работ этого рода — книга Дж. Тирелла «Личность человека».

Профессор Остеррайх, подробнейшим образом исследовавший эту тему в своей книге «Одержимые», пишет, что вера в демонов стала резко ослабевать в девятнадцатом веке, но вместо нее утвердилась концепция «бродячих духов». Таким образом, если раньше невротики приписывали свою психическую болезнь воздействию демонов, то теперь они стали винить во всем души умерших злодеев. По мере развития технологии концепция одержимости приобрела новые формы. Теперь невротики часто жалуются, что на их волю воздействуют радиоволны, посылаемые какими-то недоброжелателями.

В семнадцатом веке радио еще не было и до «блуждающих духов» пока никто не додумался. Бертон высказывает суждение, что дьяволы — это души умерших злодеев, однако тут же говорит, что это предположение «абсурдно». Для него одержимость — очевидный факт, и ответственность за него несут дьяволы. (Для Майерса, писавшего два с половиной века спустя, одержимость тоже была фактом, но ответственность за нее несли уже не дьяволы, а души мертвых).

Существуют ли дьяволы? Если да, то они ли вселились в сестру Иоанну и ее монахинь? Точно так же, как в вопросе об одержимости, я не вижу ничего абсурдного в том, что на свете могут существовать некие духи нечеловеческого происхождения — добрые, злые, а может быть, и безразличные. С чего мы, собственно, взяли, что во вселенной не существует другого разума, кроме человеческого? Если считать, что ясновидение, телепатия и дар предвидения — не вымысел, а факт (сомневаться в реальности этих явлений довольно трудно), тогда придется допустить, что существуют некие мыслительные процессы, мало зависящие от пространства, времени и материи. Стало быть, нет никаких причин отрицать, что помимо нас могут существовать и иные формы разумной деятельности, то ли бесплотные, то ли связанные с некой разновидностью космической энергии, которую мы пока распознавать не научились. (Мы ведь до сих пор не знаем, каким именно образом наш разум связан со сложным сгустком энергии, который мы называем «человеческим телом». Какая-то связь безусловно существует, но как происходит преобразование физической энергии в мыслительную, а мыслительной в физическую, до сих пор неясно).

В христианской религии вплоть до недавних времен дьяволы играли очень важную роль, причем с самых первых лет существования христианства. Как пишет отец А. Лефевр, «в Ветхом Завете дьяволу уделяется очень мало места, его империя еще не раскрыта; но в Новом Завете он уже оказывается предводителем соединенных сил зла». В современных переводах «Отче наш» мы просим Всевышнего избавить нас от зла: «и не введи нас во искушение, но избави нас от Лукавого».

По теории и теологическому определению христианство относится к манихейским верованиям. Для христианина зло нематериально, оно не относится к числу реальных элементарных принципов. Зло — это отсутствие добра, вырождение ведущих свое происхождение от Бога. Сатана — это не Ариман, принявший новое имя, не принцип вечной Тьмы, сражающихся с принципом вечного Света. Сатана — всего лишь самый приметный из огромного количества ангелов, в разное время отделившихся от Господа. Только из почтения мы называем его Царем Тьмы. У тьмы много царьков, и Сатана — всего лишь самый главный из них. Дьяволы, бесы — это личности, каждая из которых обладает своим характером, темпераментом, чувством