Танжере.

Джефф нахмурился.

— Похитили? Ты шутишь?

— Мужчина с американским акцентом позвонил мне домой, сказал об этом мадам Аннет и повесил трубку. Я чувствую, что это ложь. Это очень похоже на Притчарда — сделать все возможное, чтобы испортить людям жизнь.

— Что ты собираешься делать? — спросил Эд. — Позвонишь ей в гостиницу и узнаешь, на месте ли она?

— Точно. — Том между тем закурил сигарету, ощущая в течение нескольких минут приступ ненависти к Дэвиду Притчарду, ненавидя каждую унцию его тела, даже его очки с круглыми стеклами и вульгарные наручные часы. — Да, я позвоню в «Рембрандт». Моя жена обычно возвращается в номер около шести или семи, чтобы переодеться к вечеру. В отеле, по крайней мере, мне сообщат, если она там.

— Конечно, звони, Том, — сказал Эд.

Том вернулся к телефону, стоявшему возле пишущей машинки Эда, и вытащил записную книжку из внутреннего кармана пиджака. Там он нашел телефон «Рембрандта» и код Танжера. Кажется, кто-то говорил, что лучшее время звонить в Танжер — три часа пополудни. Том решил попробовать позвонить сейчас и принялся внимательно набирать номер.

Молчание. Затем звонок, три коротких звонка, которые давали надежду на соединение. Затем снова молчание.

Том предпринял попытку связаться с оператором, попросил дозвониться до Танжера, а потом перезвонить по номеру Эда. Телефонистка попросила его повесить трубку. Она снова позвонила через несколько минут и сказала, что пытается соединиться с Танжером. Лондонская телефонистка отпускала резкие раздраженные реплики в адрес кого-то, чей голос Том едва слышал, но ей также не улыбнулась удача.

— Можно попробовать еще раз попозже вечером, сэр.

Том поблагодарил.

— Нет, — ответил он на ее вопрос. — Мне нужно идти. Я сам позвоню позже.

Затем он вернулся в библиотеку, где Эд и Джефф заканчивали стелить ему постель.

— Неудачно, — сказал Том. — Мне не удалось дозвониться. Я слышал, что с Танжером это сложно. Давайте выйдем и поедим где-нибудь, а пока забудем об этом.

— Отвратительно, — произнес Джефф, выпрямляясь. — Я слышал, ты сказал, что позвонишь позже.

— Да. В любом случае я вам благодарен за постель. Сегодня вечером она будет как нельзя кстати.

Спустя несколько минут они, прикрывшись двумя зонтами, уже шагали под моросящим дождем, направляясь к пабу-ресторану, который рекомендовал Эд. Паб находился поблизости; его интерьер был выдержан в традиционном стиле: коричневые балки на потолке и столики, разделенные деревянными перегородками. Они сели за стол, который Том выбрал, поскольку оттуда просматривалось все помещение. Он заказал ростбиф и йоркширский пудинг, как в старые добрые времена.

Том спросил Джеффа, чем он занимается. Джефф не имел постоянного места работы. По его словам, ему больше нравилось проектировать «художественные интерьеры с людьми или без». Он имел в виду интересные интерьеры внутри дома, иногда с домашними животными или растениями. Но ради денег ему приходилось заниматься промышленным дизайном, например разработкой внешнего вида электрических утюгов.

— Или недостроенных загородных домов, — продолжал Джефф. — Мне приходится их фотографировать, иногда при такой погоде, как сегодня.

— Вы с Эдом часто встречаетесь? — спросил Том.

Оба его приятеля улыбнулись и переглянулись. Эд начал первым:

— Я бы не сказал, да, Джефф? Но если кому-то из нас нужно — мы встречаемся.

Том вспомнил прошлое, те времена, когда Джефф делал великолепные фотографии с картин Дерватта (с подлинников), а Эд Банбери писал статьи о Дерватте, расхваливая его живопись, расчетливо роняя слово там, слово здесь, чтобы бросить публике пробный шар в надежде вызвать ее интерес. Как они и рассчитывали, колесо закрутилось. Дерватт стал живой легендой, он продолжал жить в Мексике, но был затворником, отказывался давать интервью, отказывался даже назвать деревню, где жил, хотя было известно, что это где-то возле Веракруз, откуда он по морю переправлял свои картины в Лондон. Бывшие собственники Бакмастерской галереи продавали их без особого успеха, потому что не старались его продвинуть. Джеффу и Эду это удалось только после того, как Дерватт уехал в Грецию и покончил с собой. Они все знали Дерватта (все, кроме Тома, как ни странно, хотя Тому иногда казалось, будто и он его знал). Дерватт был хорошим интересным художником, даже когда жил на грани нищеты в Лондоне и искал знакомства с Джеффом, Эдом, Цинтией и Бернардом. Дерватт был родом из какого-то мрачного северного промышленного города. Том забыл откуда. Это город упоминался в хвалебных статьях, насколько помнилось Тому. Забавно. Но разве Ван Гог страдал от отсутствия раскрутки? Кто продвигал Винсента? Никто, может быть только Тео.

Узкое лицо Эда помрачнело.

— Я спрошу тебя только один раз, Том, и больше не буду. Ты действительно совсем не беспокоишься за Элоизу?

— Нет. Но сейчас я думал о другом. Я знаю этого Притчарда, Эд. Немного, но достаточно. — Том усмехнулся. — Мне никогда не приходилось встречать никого, похожего на него, но я читал о таких типах. Садисты. У него, как говорит его жена, независимый доход, но сдается мне, что они оба лгут.

— У него есть жена? — удивленно спросил Джефф.

— Разве я тебе не говорил? Американка. У них, похоже, садомазохистский союз. Они любят и ненавидят друг друга. — Том продолжал, обращаясь к Джеффу: — Притчард сказал мне, что он изучает маркетинг в бизнес-школе в Фонтенбло. Это абсолютная ложь. У его жены синяки на руках и на шее. Он поселился у нас по соседству единственно для того, чтобы причинить максимум неприятностей моей жене. И теперь Цинтия разжигает его воображение, вытащив историю с Мёрчисоном. — Том ясно понимал, что ему совсем не хочется рассказывать Эду и Джеффу о том, как Притчард (или его жена) пытался имитировать голос Дикки Гринлифа по телефону и говорил как с ним, так и с Элоизой. Том не любил возвращаться к Дикки Гринлифу.

— И поехал за тобой даже в Танжер, — сказал Джефф, перестав жевать и держа в руках нож и вилку.

— Без жены, — сказал Том.

— Как же можно избавиться от такой язвы? — спросил Джефф.

— Хороший вопрос. — Том засмеялся.

Оба его приятеля слегка удивленно восприняли его смех, затем и сами улыбнулись.

Джефф сказал:

— Я бы вернулся к Эду, если ты снова будешь звонить в Танжер. Мне бы хотелось знать, что происходит.

— Пойдем, Джефф. Надолго Элоиза намерена оставаться в Марокко? — спросил Эд.

— Может, дней на десять. Не знаю. Ее подруга Ноэль бывала там раньше. Они хотят поехать в Касабланку.

Подали черный кофе. Затем последовал короткий разговор между Джеффом и Эдом. Том знал, что каждый из них время от времени занимался какой-нибудь другой работой. Джефф Констант был хорошим фотографом, а Эд Банбери часто брал интервью для воскресных приложений.

Том настоял на том, чтобы заплатить за обед.

— Это доставит мне удовольствие, — сказал он.

Дождь перестал, и Том предложил, когда они подошли к дому Эда, прогуляться вокруг квартала Тому нравились маленькие магазины, расположенные между подъездами, отполированные латунные щели для писем, даже уютные лавочки с полками, забитыми свежими фруктами, консервированными продуктами, хлебобулочными изделиями, открытые почти до полуночи.

— Их держат арабы или пакистанцы, — пояснил Эд. — В любом случае хорошо, что они работают по