им с Элоизой придется продать все акции и, скорее всего, расстаться с Бель-Омбр. Ну уж нет, не бывать этому! С другой стороны, всего, что так живо нарисовало его воображение, могло бы и не случиться вовсе...
Том очнулся после тревожного сна. Ему привиделось, будто он ведет машину вверх по почти отвесному — хуже, чем в Сан-Франциско — склону холма и что машина неминуемо должна опрокинуться назад, прежде чем достигнет вершины. В самый критический момент он проснулся, весь в липком поту. Зато «внутренние часы» сработали на совесть — было без одной минуты три.
Он набрал номер гостиницы, попросил месье Ральфа Турлоу, и тот сразу же взял трубку.
— Мистер Том Рипли?
— Да. Вы говорили с мальчиком?
— Говорили. Около часа назад. Сказал, что цел и невредим. Только голос у него был очень сонный.
Голос самого Турлоу выдавал крайнюю степень усталости.
— Каковы условия?
— Место они еще не назвали. Они... — Турлоу запнулся. Том терпеливо ждал. Видимо, Ральф колебался, стоит ли по телефону упоминать сумму выкупа. Его можно было понять — вероятно, там, в Париже, ему сегодня пришлось нелегко.
— Они сказали хотя бы, как они представляют себе... операцию? — спросил наконец Том.
— Да. Завтра, вернее, уже сегодня «это» будет переведено в три берлинских банка. Они настаивают на том, чтобы банков было три. Миссис Пирсон тоже считает, что так безопаснее.
«Возможно, сумма очень велика, и Лили Пирсон хочет избежать огласки», — подумал Том.
— Вы сами приедете сюда?
— Это еще не решено.
— А кто заберет деньги из банков?
— Не знаю. Сначала они хотят удостовериться, что сумма в Берлине, и только после этого мне сообщат, куда ее переправить.
— Переправить в Берлине?
— Думаю, да.
— Полиция случайно не прослушивает ваш телефон? Вы с ней не связывались?
— Нет, что вы. Нам это тоже ни к чему.
— О какой сумме речь?
— О двух миллионах. В дойчмарках.
— Может быть, вы рассчитываете операцию по передаче возложить на посыльного из банка? — спросил Том и улыбнулся: такая идея была просто абсурдной.
— По-моему, между ними есть какие-то разногласия по поводу времени и места, — не отреагировав на иронию, объяснил Турлоу. — Со мной все время говорит один и тот же тип. У него сильный немецкий акцент.
— Можно позвонить вам утром? Вероятно, к утру деньги уже будут здесь, в Берлине?
— Вероятно.
— Мистер Турлоу, я готов взять деньги из банков и свезти их туда, куда скажут. Это будет значительно быстрее, что очень важно, поскольку... — Он не стал вдаваться в объяснения, но добавил: — Только не называйте им моего имени.
— Имя они уже знают от мальчика, он сказал им и матери тоже, что вы его друг.
— Хорошо. Но если они спросят обо мне, скажите, что я вам не звонил и, скорее всего, уже вернулся во Францию. Очень вас прошу передать мою просьбу и миссис Пирсон, они наверняка будут еще связываться с ней.
— Пока что они в основном общаются со мной. Они позволили ей поговорить с сыном всего один раз.
— Будет лучше, если миссис Пирсон предупредит и базельские, и берлинские банки насчет меня, — если, конечно, она согласится на мое посредничество.
— Это я беру на себя.
— Через несколько часов я опять позвоню. Счастлив, что Фрэнку они не причинили вреда, снотворное пережить можно.
— Да, конечно, будем надеяться на лучшее.
Том повесил трубку и снова лег. Его разбудили уютные звуки: посвистывал чайник, урчала кофемолка — это Эрик хозяйничал на кухне. Было 28 августа, без двенадцати девять.
Том прошел на кухню и пересказал Эрику ночной разговор с Турлоу.
— Два миллиона долларов! — присвистнул Эрик. — В точности столько, сколько ты сказал!
Было очевидно, что верная догадка Тома о сумме выкупа поразила и порадовала Эрика куда больше, чем сообщение о том, что Фрэнка не мучают и он даже разговаривал с матерью.
Одевшись, Том умудрился самостоятельно обратить кровать в диван и, складывая простыни, подумал о том, что они ему понадобятся по крайней мере еще на одну ночь. Он взглянул на часы. Звонить Турлоу было еще рановато, и из чистого любопытства он снял с полки «Разбойников» Шиллера. Он подозревал, что ряды полного собрания сочинений Шиллера — всего лишь камуфляж, что позади него или в самих переплетах есть тайник, но томик в старинном кожаном переплете действительно содержал текст драмы Шиллера и ничего более.
Когда он дозвонился до «Лютеции», то сразу же понял, что у Турлоу есть новости. Голос его звучал бодро и почти что весело:
— У меня уже есть названия всех трех банков, мистер Рипли.
— А что с деньгами?
— Деньги уже в Берлине, и миссис Пирсон согласна на ваше посредничество. Она просила вас приступить к делу не мешкая. Она уведомила Цюрих, что перевод денег производится с ее одобрения, и из Цюриха сообщили это в Берлин. Часы работы в берлинских банках разные, но это не должно вас смущать. Просто позвоните в каждый из трех, договоритесь, когда придете за деньгами, и они...
— Все ясно, — прервал его Том. Он знал о том, что некоторые банки открываются только в три, другие же после часу дня никаких операций уже не производят. — Названия банков, пожалуйста.
— Те, которые... которые со мной разговаривали, — торопливо говорил Ральф, — предупредили, что будут еще звонить сегодня, чтобы узнать, есть ли у нас на руках требуемая сумма. Только после этого они назовут место и время передачи денег.
— Понятно. Вы не упоминали мое имя?
— Нет, я же обещал. Я просто сказал, что деньги им доставят.
— Хорошо. Теперь подробнее о банках.
Он взял ручку и стал записывать. Первым Турлоу назвал банк ADCA в Европейском центре, откуда следовать забрать полтора миллиона дойчмарок; вторым — берлинское отделение банка «Дисконт» (точно такая же сумма); третьим шел берлинский «Коммерц-банк», от которого Тому предстояло получить чуть меньше миллиона.
— Спасибо, — сказал он. — Я постараюсь все собрать в ближайшие два часа и перезвоню вам около полудня, идет?
— Я буду ждать у телефона.
— Кстати, наши друзья не назвали себя членами какой-нибудь группировки?
— Группировки?
— Ну да, или банды. Бывает, что они хвастают своей принадлежностью к какой-нибудь организации, вроде «Красных избавителей» — «Савуар руж», как они себя называли.
— Такого не было, — отозвался с нервным смешком Ральф.
— Как вам показалось — они звонили из чьей-то квартиры?
— В основном нет. Разве что когда мальчику позволили поговорить с матерью. Сегодня звонили с уличного автомата — я четко слышал звяканье монет. Это было часов в восемь, когда они спрашивали, дошли ли до Берлина деньги. Мы целую ночь перезванивались.
Том повесил трубку. Из спальни доносился стук пишущей машинки, и Том не стал отрывать от дела хозяина дома. Он закурил. Нужно было срочно позвонить Элоизе. Он обещал вернуться либо сегодня, либо