Полночь застала их в диско-баре «Роми Хуго». После четырех выпитых кружек пива Фрэнк заметно опьянел. На входе в пивной зал они позабавились метанием колец, и у Тома в руках оказался выигрыш — маленький коричневый медвежонок, символ Берлина. Этот диско-бар Тому запомнился по предыдущему визиту, туристов здесь бывало немного, но совсем поздно ночью тут показывали шоу трансвеститов.

— Почему бы тебе не потанцевать? — предложил Том, показывая глазами на их соседок. В это время они оба стояли у бара. Перед девушками были бокалы с напитками, но взгляды их были устремлены на танцевальную площадку в центре зала, над которой медленно вращался серый шар, отбрасывая на стены светлые и темные блики. Этот крутящийся шар размером не больше волейбольного мяча и сам по себе довольно безобразный выглядел как реликвия догатлеровских тридцатых годов и странным образом притягивал взгляд.

Фрэнк смущенно потупился: ему явно не хватало смелости.

— Это не проститутки, — уверил его Том.

Фрэнк вышел в туалет, а когда появился снова, то мимо Тома прошел прямо к танцевальной площадке. На какое-то время Том потерял его из виду, а когда отыскал, то он уже танцевал с блондинкой под самым вращающимся шаром среди дюжины таких же пар и нескольких одиночек. Том улыбнулся. Фрэнк резвился и высоко подпрыгивал, ему явно было весело. Музыка играла без перерыва, но вскоре Фрэнк вернулся к нему с победным видом.

— Я подумал, что, если не приглашу девушку, вы подумаете, что я струсил.

— Как девушка? Милая?

— Очень! Только она зачем-то все время жевала жвачку. Я даже сказал ей Guten Abend и Ich hebe dich — это я знаю из песен. Она решила, что я пьяный, и очень смеялась.

Фрэнк действительно нетвердо стоял на ногах, и Тому пришлось придержать его за локоть, пока он садился на высокий табурет.

— Не пей больше, тебе хватит.

Барабанная дробь возвестила о начале ночного шоу. На эстраде появились трое крепышей в розовом, белом и желтом платьях до полу, с декольте, открывавшими пластиковые груди с красными сосками. Их приветствовали восторженными овациями. Они спели что-то из «Мадам Баттерфляй», после чего исполнили несколько куплетов, из которых Том не понял и половины, однако публика их явно одобрила.

— До чего смешные костюмы, — пытаясь перекричать шум, крикнул Фрэнк в самое ухо Тому.

Мускулистые «девицы» спели напоследок «Das ist die Berliner Luft»[11]  и исполнили подобие канкана, за что аудитория засыпала их букетами цветов.

— Браво! Браво! — выкрикнул Фрэнк. Он горячо зааплодировал и чуть не свалился со стула.

Они выбрались на улицу. Том взял парнишку под руку — главным образом для того, чтобы тот не шатался. Хотя была уже половина третьего, им попадалось довольно много прохожих.

— А это что еще такое? — спросил Фрэнк.

К ним приближалась странная пара: на мужчине был костюм арлекина с рейтузами в обтяжку и шляпа с загибающимися спереди и сзади полями; костюм женщины делал ее похожей на игральную карту, и когда они подошли ближе, то можно было различить, что это — туз пик.

— Наверное, идут с вечеринки, а может, еще только направляются туда.

Том еще раньше отметил для себя, что берлинцы любят вызывающе наряжаться и носить маски.

— Похоже, что они постоянно играют в игру «Угадайка». Весь город на этом помешан.

Том мог бы еще долго говорить на эту тему. По своему политическому статусу Берлин представлял собой нечто в высшей степени искусственное и вызывающее. Возможно, именно поэтому его обитатели были склонны к эпатажу — как в одежде, так и в поведении. Может быть, это было своего рода способом самоутверждения, средством доказать свое право на существование. Однако в данный момент у Тома не было никакого настроения философствовать, и он лишь сказал:

— Подумать только, Западный Берлин — в кольце этих унылых русских, которые начисто лишены чувства юмора!

— А мы не могли бы побывать в восточной части города, Том? Мне бы очень хотелось.

Прижимая к груди маленького мишку, Том силился представить, какие такие опасности могут их подстерегать за Стеной, но получалось, что там им ничто не грозит, и он сказал:

— Конечно, можем. Их интересуют лишь западногерманские марки, а не личности туристов. Ага вот и такси! Нам пора возвращаться.

В девять утра Том позвонил в номер Фрэнка, узнал, что тот чувствует себя нормально, и сообщил, что уже заказал завтрак на двоих.

— Приходи, только не забудь дверь запереть.

Сразу по возвращении Том убедился, что паспорта на месте: осторожность никогда не помешает...

За завтраком они обсудили планы на день. Том предложил посетить Шарлоттенбург, затем съездить в Восточный Берлин и, если у них останутся силы, заглянуть в знаменитый берлинский зоопарк.

Он вручил Фрэнку старую заметку Фрэнка Джилла из лондонской «Санди таймс». Он вырезал ее и сохранил, потому что в ней в сжатом виде содержались необходимые и полезные сведения о Берлине. Она называлась: «Неужели Берлин останется разделенным навсегда?»

Уплетая тосты с мармеладом, Фрэнк прочел заметку и с изумлением воскликнул:

— Надо же — он всего в пятидесяти милях от польской границы, а в двадцати милях от пригорода — советские войска! Девяносто три тысячи солдат — ничего себе! Почему всех так волнует этот Берлин? — с недоумением спросил он. — Еще и стену возвели!

Том смаковал кофе и отнюдь не был настроен на долгие объяснения. Он надеялся, что после намеченного на сегодня визита в Восточный сектор Фрэнк кое-что поймет и сам.

— Стена ведь не только вокруг Берлина, — заметил он, — она тянется по всему периметру Германии. О ней много говорят, потому что она окружает Берлин, на самом же деле она доходит до Польши и Румынии. Сегодня сам увидишь. А завтра мы можем прокатиться до моста Гленикер Брюкке, где происходит обмен пленными, я имею в виду пойманных шпионов обеих сторон. Там даже река разделена колючей проволокой на две части.

Видимо, его краткое разъяснение возымело эффект, потому что юноша стал изучать статью с удвоенным вниманием. В статье доступно объяснялась система контроля над Берлином военными силами Англии, Франции и Америки. Это помогало понять (другим, но не тому, у которого было чувство, что он чего-то так и недопонял), отчего самолеты авиакомпании 'Люфтганза' не имели права приземляться в берлинском аэропорту Тегель. Короче, Берлин был уникальным, Берлин был искусственным, он не мог и, скорее всего, даже не желал считать себя частью Германии, поскольку его жители всегда особенно гордились тем, что они — берлинцы.

— Я оденусь и через десять минут к тебе постучу. Не забудь захватить паспорт.

На старомодном автомобиле они доехали до Шарлоттенбурга и больше часа провели в Музее археологии и в художественной галерее. Фрэнка было не оторвать от стендов с макетами, воспроизводившими жизнь на территории Берлина трех-тысячелетней давности. На них люди в звериных шкурах добывали медь. Как и при посещении Центра Помпиду, Том все время беспокойно озирался, но никто не обращал на них никакого внимания. Большинство посетителей составляли родители с детьми. Первые болтали между собой, вторые прилипли носами к витринам.

Еще один музейный автомобиль доставил их к станции электрички, где они сели в поезд, следовавший к Фридрихштрассе и к Стене. Состав все время двигался по поверхности, хотя считалось, что это метро. Мимо пролетали старые, унылые здания — значит, этот район не был подвергнут бомбардировке. И вот Стена — серая, высотой в семь футов, увенчанная колючей проволокой, вся в пятнах черной краски. Ею восточногерманские солдаты перед приездом президента Картера замазывали антисоветские лозунги: они опасались, что западногерманское телевидение снимет их и эти лозунги увидят в Восточном Берлине те, у кого есть антенны, принимающие «вражеские» станции.

Фрэнк с Томом зашли в помещение, где находилось около пятидесяти туристов и еще несколько человек из Восточного сектора — последние были нагружены свертками и пакетами с фруктами, консервами и колбасами, а также коробками, вероятно, с какой-то новой одеждой. Это были все больше пожилые люди,