– Если все так просто, зачем я вам нужен? – Джонатан изобразил на лице вежливую улыбку. – Я, мягко говоря, любитель и только все испорчу.

Уистер, казалось, не слышал его.

– В у-бане, возможно, соберется небольшая толпа. Сколько человек – кто знает? Тридцать, может, сорок, если полицейские появятся достаточно быстро. Станция огромная, отсюда поезда уходят по главным направлениям. Вероятно, кого-то станут обыскивать. Ну, а если обыщут вас? – Уистер пожал плечами. – Револьвер уже выброшен. Вы обмотаете руку тонким чулком, а спустя несколько секунд после выстрела выбросите и чулок. Ни следов пороха на ваших руках, ни отпечатков пальцев на револьвере. С убитым вас ничто не связывает. Да до всего этого и дело не дойдет. Достаточно взглянуть на ваше французское удостоверение личности, к тому же у вас назначена встреча с доктором Венцелем. Вы вне всяких подозрений. Моя идея, наша идея, заключается в том, что для этого дела требуется человек, который никак не связан ни с нами, ни с клубами…

Джонатан слушал молча. В день убийства, думал он, ему нужно быть в гостинице. Если полицейский спросит, где он остановился, не следует говорить, что он гостит у Уистера. А как же Карл и экономка? Им что-нибудь об этом известно? Можно ли им доверять? Чушь какая-то, сплошная чушь, думал Джонатан. Ему хотелось улыбнуться, но улыбка не получалась.

– Вы устали, – сказал ему Уистер. – Хотите взглянуть на свою комнату? Габи уже отнесла туда ваш чемодан.

Спустя пятнадцать минут Джонатан принял горячий душ и надел пижаму. Окно его комнаты выходило на улицу, как и два окна гостиной. Джонатан видел поверхность воды и огни вдоль берега, оказавшегося совсем близко, – то горели красные и зеленые фонари на привязанных лодках. Было темно. Все это создавало ощущение покоя и простора. По небу рыскал луч прожектора. Кровать, на которой ему предстояло спать, была полуторная, одеяло аккуратно откинуто. На столике возле кровати стоял стакан – похоже, с водой, и лежала пачка «Житан» из маисовой бумаги – его любимые сигареты, а также пепельница и спички. Джонатан отхлебнул немного из стакана и убедился, что это и в самом деле вода.

Джонатан сидел на краю кровати и маленькими глотками пил кофе, который только что принесла Габи. Именно такой кофе он любил – крепкий, с добавлением жирных сливок. Джонатан проснулся в семь утра, потом опять уснул, пока в 10.30 Уистер не постучал в дверь.

– Не извиняйтесь, я рад, что вы выспались, – сказал Уистер. – Габи готова принести вам кофе. Или вы предпочитаете чай?

Уистер прибавил, что заказал Джонатану номер в гостинице, – по-английски ее название звучит как «Виктория». Они сходят туда до обеда. Джонатан поблагодарил его. О гостинице больше разговоров не было. Но это только начало, решил Джонатан, – так он думал и накануне. Если ему суждено осуществить план Уистера, он не должен быть гостем в этом доме. Джонатан, однако, был рад тому, что через пару часов его не будет под крышей дома Уистера.

В полдень явился то ли приятель, то ли знакомый Уистера по имени Рудольф. Фамилию его Джонатан не разобрал. Это был молодой, стройный человек с прямыми черными волосами, нервный и учтивый. Уистер сказал, что он студент-медик. По-английски он, очевидно, не говорил. Глядя на него, Джонатан вспомнил фотографии Франца Кафки. Они все вместе сели в машину, за рулем которой сидел Карл, и отправились в гостиницу. На взгляд Джонатана, по сравнению с Францией все вокруг казалось таким новым. Он вспомнил, что Гамбург был разрушен во время войны. Машина остановилась на оживленной торговой улице возле гостиницы «Виктория».

– Там все говорят по-английски, – сказал Уистер. – Мы вас подождем.

Джонатан вошел в гостиницу. Коридорный у дверей взял у него чемодан. Он зарегистрировался, проследив, чтобы номер его английского паспорта записали правильно. Потом попросил отнести чемодан в номер, как велел ему Уистер. Судя по всему, гостиница была среднего класса.

Затем они поехали обедать в ресторан. Карл остался в машине. Прежде чем принесли горячее, они выпили бутылку вина, стоявшую на столе, и Рудольф очень развеселился. Он говорил по-немецки, и Уистер перевел несколько его шуток. Джонатан думал о том, что в два часа ему нужно быть в больнице.

– Ривз… – обратился Рудольф к Уистеру.

Джонатану показалось, что Рудольф однажды уже произнес это имя, но на этот раз ошибки не было. Уистер – Ривз Мино – отнесся к случившемуся спокойно. Как и Джонатан.

– Малокровие? – спросил Рудольф у Джонатана.

– Хуже, – улыбнулся Джонатан.

– Schlimmer[38], – перевел Ривз Мино и дальше заговорил с Рудольфом по-немецки. Джонатану казалось, что немецкий Ривза не лучше его французского, но объясняться он может на обоих языках.

Еда оказалась превосходной, порции огромные. Ривз захватил с собой сигары. Но не успели они их докурить, как настало время ехать в больницу.

Больница располагалась в нескольких зданиях, стоявших среди деревьев на обширной территории. Вдоль дорожек росли цветы. Отвез их туда опять же Карл. Больничный флигель, куда вошел Джонатан, напоминал лабораторию будущего – комнаты по обеим сторонам коридора, как в гостинице, с той разницей, что в них стояли хромированные стулья и кровати, и освещены они были лампами дневного света или разноцветными светильниками. Пахло не дезинфицирующим средством, а каким-то таинственным газом, напоминавшим Джонатану тот, запах которого он чувствовал пять лет назад под рентгеновским аппаратом, который так и не помог ему справиться с болезнью. В таких местах простые смертные полностью отдают себя во власть всеведущих специалистов, подумал Джонатан и тотчас едва не потерял сознание от охватившей его слабости. Джонатан шел по, казалось, бесконечному коридору со звуконепроницаемым полом в сопровождении Рудольфа, который, если понадобится, мог бы выступить в роли переводчика. Ривз остался в машине с Карлом, но Джонатан не знал, станут ли они дожидаться, как и не знал, сколько продлится осмотр.

Доктор Венцель, крупный мужчина с седыми волосами и усами, как у моржа, говорил немного по- английски, но длинные предложения составлять и не пытался. «Давно?» Шесть лет. Джонатана взвесили, спросили, не потерял ли он сколько-нибудь в весе за последнее время, раздели до пояса, пропальпировали селезенку. Врач все это время бормотал что-то по-немецки сестре, а та делала записи. Ему измерили кровяное давление, осмотрели веки, взяли анализы мочи и крови и, наконец, образец костного мозга с помощью инструмента, похожего на компостер, который работал быстрее и доставлял меньше дискомфорта,