– Депрессия была его обычным состоянием, – нахмурился Том. – Его подкосила история с Майлзом… Ведь он, как никто другой, терпеть не мог публичного интереса к своей личности, так же как и всякое насилие. – Том облизнул губы. Он совершенно искренне страдал, тщательно подбирая слова. – Дикки сказал, что, если произойдет еще что-либо в таком роде, это его совсем доконает, и тогда уже он за себя не ручается. Кроме того, именно тогда я впервые заметил, что Дикки потерял интерес к живописи, а ведь до этого я был убежден, что живопись, что бы ни случилось, всегда может оставаться его последним прибежищем.

– Неужели и правда он относился к занятиям живописью так серьезно?

– Да, он относился к этому серьезно, – твердо произнес Том.

Держа по-прежнему руки за спиной, мистер Гринлиф в который раз взглянул на потолок.

– Жаль, что мы не можем найти этого Ди Массимо. Ему наверняка должно быть что-либо известно. Насколько я понял, они с Ричардом собирались отправиться на Сицилию.

– Мне об этом ничего не известно, – выразил удивление Том. Значит, Мардж сказала ему об этом.

– Этот Ди Массимо тоже исчез, если он вообще существовал. Мне сдается, что Ричард просто придумал его, чтобы убедить меня, будто и в самом деле серьезно занимается живописью. Этого художника Ди Массимо полиция никак не может найти ни в своих списках, ни в картотеках.

– Мне не довелось встретиться с ним, – сказал Том. – Дикки упоминал о нем раза два, и я никогда не сомневался, что он существует и живет под своим именем.

– Вы сказали, «если случится что-нибудь в этом роде, он за себя не ручается». Что имелось в виду?

– Ну, собственно, тогда в Риме я не понял, что он имел в виду, а теперь понимаю. Его хотели допросить в полиции по поводу затонувшей лодки в Сан-Ремо. С вами беседовали в полиции по этому поводу?

– Нет.

– В Сан-Ремо была найдена какая-то разбитая лодка. Они считают, что эта лодка пропала в тот же самый или почти в тот же самый день, когда мы с Дикки тоже находились в Сан-Ремо и совершили морскую прогулку на подобной лодке. Там все берут напрокат такие маленькие моторки. В общем, была найдена разбитая лодка, а на ней обнаружены какие-то пятна. Полиция считает – пятна крови. Лодку обнаружили сразу же после убийства Майлза. В то время они никак не могли разыскать меня, потому что я отправился путешествовать по Италии, и полиция принялась расспрашивать Дикки о моем местопребывании. Теперь я думаю, что в какой-то момент Дикки могло показаться, что его подозревают в том, что он меня убил.

– О боже!

– Я знаю об этом потому, что несколько недель назад полицейский инспектор в Венеции допрашивал меня в связи с этим. Он поведал, что ранее допрашивал Дикки. Удивительно, но я действительно не подозревал, что меня разыскивают. Не больно настойчиво, но все же разыскивают, пока не прочел сообщение в одной из здешних газет. Тогда я пошел в полицию и объявился собственной персоной.

Несколько дней назад он решил, что лучше самому обрисовать мистеру Гринлифу все случившееся независимо от того, говорили ему об этом в полиции или нет, а также поведать, будто он был вместе с Дикки в Риме в то самое время, когда ему должно было быть известно, что его ищут. Кроме того, это прекрасно сходилось со словами о депрессии, в которую впал Дикки.

– Мне трудно понять все это, – произнес Гринлиф. Он сидел на диване и внимательно слушал Тома.

– Теперь все это не имеет никакого значения, так как мы с Дикки оба живы. Я рассказал обо всем этом только для того, чтобы обратить ваше внимание на следующее: Дикки знал, что меня разыскивают, так как его расспрашивали о моем местонахождении. Вероятнее всего, во время первого разговора в полиции он не знал точно, где я, но ему, по крайней мере, было известно, что я не покидал Италии. Но даже когда я приехал в Рим и мы с ним встретились, он не рассказал об этом полиции. Он не собирался помогать им. Я все очень хорошо помню, потому что в то самое время, когда Мардж пришла в отель и разговаривала со мной, Дикки давал показания в полиции. Он считал, что разыскивать меня – дело полиции, и лично он не собирался сообщать им, где я.

Мистер Гринлиф покачал головой с мягкой отцовской укоризной, будто ему и впрямь было легко поверить в такое поведение сына.

– Мне кажется, именно в тот вечер он и произнес эту самую фразу, что если что-нибудь «в этом роде произойдет, то это его доконает». Я был тогда в Венеции, и мне все это было ужасно неприятно. Полиция наверняка проклинала меня за то, что я не объявился, зная, что меня разыскивают. Но факт остается фактом – я действительно не знал об этом.

– М-да-а, – протянул мистер Гринлиф без малейшей заинтересованности.

Том поднялся, чтобы достать бутылку бренди.

– Боюсь, я не могу согласиться с тем, что Ричард покончил с собой, – сказал мистер Гринлиф.

– И Мардж так не думает. Это всего лишь предположение. Я даже не считаю его наиболее вероятным из всех.

– Да? Каково в таком случае ваше окончательное мнение?

– Думаю, он где-то скрывается. Позвольте предложить бренди, сэр? После Штатов вам должно казаться ужасно промозгло в этом доме.

– Честно говоря, да. – Мистер Гринлиф взял протянутую рюмку.

– Видите ли, он может сейчас находиться где угодно, и совсем не обязательно в Италии. Вернувшись в Неаполь, Дикки мог отправиться куда глаза глядят: в Грецию, во Францию. Ведь доселе его по-настоящему никто не искал.

– Все так, все так, – устало согласился мистер Гринлиф.

Том очень рассчитывал, что Мардж забудет о приглашении торговца антиквариатом на коктейль в «Даниэли», но его надежда не оправдалась. Около четырех часов мистер Гринлиф отправился в свой отель