показала несколько этюдов, написанных там, но об Эдварде Тилбери не обмолвилась ни словом.

Между тем Алисия много думала об Эдварде и даже жалела, занимаясь ужином, что готовит не для него, а для Сиднея. Временами ей казалось, что Сидней ее просто ненавидит, ненавидит настолько, что может убить, если его никто не остановит. Она чувствовала, как сильно он страдает из-за того, что у них постоянно нет денег, и знала теперь – Сидней считает, что Алисия приносит ему несчастье в его работе. Она была уверена, что его глупая, банальная история о Лэше также обречена на провал, и не хотела оказываться рядом, когда это произойдет. А произойти это должно скоро.

Около половины восьмого Сидней спустился на кухню что-нибудь выпить. Алисия только что налила себе виски. Когда он посмотрел на печенку, бекон и мозги, выставленные на столе, лицо его помрачнело. В руках Сидней держал помидор и латук, принесенные из огорода.

– В чем дело? – спросила Алисия.

– Это из-за печени. Меня от нее немного тошнит.

Временами Сидней не выносил вида сырого мяса.

– Я тебя понимаю. Но, к сожалению, она полезна для здоровья, – сказала Алисия довольно резким тоном. – Должно быть, и вторую половину дня ты провел отвратительно?

– Нет, ты не угадала.

Он начал готовить соус для салата.

– А если бы меня не было дома, ты бы поехал к Полк-Фарадейсам? А? – спросила Алисия.

Подняв голову, Сидней посмотрел на нее.

– Нет. Почему ты так говоришь?

Потому что, если бы ее не было, Сидней бы не пытался ее обидеть, ответила она самой себе. Он хотел поехать, но еще больше ему хотелось не дать ей поехать туда. В какой-то момент Алисия решила было отправиться одна, но затем передумала, зная, что одной ей будет неинтересно, да и к тому же придется самой проделать весь длинный путь до Лондона и обратно.

– Тебе ведь иногда хочется меня убить, верно, Сид? Он озадаченно посмотрел на нее.

И Алисия поняла, что попала в точку.

– Бывают моменты, когда ты хочешь избавиться от меня, или, может быть, это желание всегда сидит в тебе. Я словно персонаж из твоих историй, и ты волен меня уничтожить, когда захочешь.

Он оглядел наполовину очищенную картофелину в ее правой руке и нож для чистки – в левой.

– Что ты устраиваешь представление!

– Тогда почему бы нам не сделать вид, что я уничтожена на время? Я могу уехать на несколько недель, и ты сможешь работать сколько пожелаешь… – Голос ее немного дрожал и она сердилась на себя за это. – И потом поглядим, что из этого получится, ладно? Сидней поджал губы и выдавил:

– Ладно.

– Ты… останешься здесь? Он кивнул.

– А ты, наверное, поедешь к своей матери? Это будет самый лучший вариант.

– Наверное, да, Сид. Похоже, мы с тобой переживаем сейчас какой-то ужасный кризис, и чтобы выйти из него, нам нужно предпринять самые энергичные меры. Надеюсь, все еще может измениться. Ты согласен?

– Согласен.

– Давай договоримся какое-то время не общаться.

– Обещаю.

– Даже если меня долго не будет. Я буду посылать тебе весточки… когда захочу. Возможно, и ты не захочешь меня больше увидеть.

На этих словах голос ее сильно дрогнул, и Сидней отвел глаза в сторону, ощутив неловкость.

– Хорошо, Алисия, я согласен. Уезжайна сколько… насколько захочешь, – произнес он почти ласково, как давно уже не говорил.

– Можешь говорить, что я у своей матери, – сказала Алисия утром, в ответ на единственный вопрос, который задал ей Сидней: что ему отвечать, когда будут спрашивать, где она?

В тишине гостиной эта фраза прозвучала гулко. Сидней медленно бродил по комнате. Теперь он остался один, и, вероятно, надолго. Они еще раз обсудили этот вопрос, после того первого разговора, в четверг.

Друзьями отъезд Алисии не будет представляться ни разрывом, ни испытательным периодом, ни разводом, одним словом – ничем таким, на что можно было бы наклеить ярлык. Они договорились: в случае расспросов Сидней будет отвечать, что они просто захотели поработать некоторое время порознь. Взгляд его остановился на медной копии отпечатка ноги сэра Роберта Берне висящей над маленьким львом. Это была статуя, которую он видели в церкви Эктона. Они Алисия в тот день были близки, очень близки, Они устроили пикник в машине, потому что шел дождь, потом вернулись домой и занимались любовью, а позже перевели изображение с кальки на пурпурный бархат, чтобы после вставить в рамку. Тогда еще они посмотрели Лавенхем и церкви Лонг Мелфорда. Алисия делала наброски, а Сидней писал заметки, которые, как ему казалось, когда-нибудь смогут пригодиться. Однажды он даже собирался их как-то использовать.

Сидней вяло поднялся на второй этаж, пытаясь заставить себя сесть за машинку, он был на 262-й странице, и ему оставалось напечатать еще не больше пяти. Затем нужно перечитать и отправить двум новым издателям, оригинал в Америку, копию – в Лондон, а один экземпляр оставить у себя. Остановившись в коридоре, Сидней заглянул в открытую дверь гостевой комнаты. На глаза ему попался край красно-синего ковра, свернутого вдоль противоположной стены. Ну что ж, надо идти до конца, сказал он себе. Необходимо узнать, какое это произведет впечатление. Такую идею можно будет использовать в книге. Так, по крайней мере, считают психиатры. Он направился к лестнице, думая о том, что нужно немедленно начать копать яму, но тут же остановился. Подобные дела надо делать утром, пораньше, – вот когда этим следует заняться. Если завтра он проспит, тем хуже для него. А скорей всего, он вообще этого не сделает.

Хотя Сидней много работал днем и спокойно провел вечер за чтением книг, он долго не мог заснуть. Какой-то стук с первого этажа доносился до него и, когда он наконец встал – пойти посмотреть, что это было, – то обнаружил всего лишь форточку в гостиной, стучавшую от ветра. Сидней снова лег и на сей раз заснул. Проснулся спустя несколько часов, но с более ясной головой, чем обычно у него бывало при пробуждении. За окном было еще настолько темно, что он с трудом разглядел стрелки на своих наручных часах. Десять минут пятого. Теперь или никогда, сказал он себе, хотя причиной пробуждения не была никакая срочная нужда, а твердая решимость исполнить задуманное. Спустился вниз, поставил вариться кофе, снова поднялся, надел старые холщовые штаны, теннисные тапочки и шерстяную рубашку. Выпив кофе, отправился в кладовку, взял там вилы и положил их в машину на пол. Задним ходом вывел машину из гаража и поставил за домом.

Поднявшись в гостевую комнату, Сидней взвалил на плечо свернутый ковер, представляя себе, что тот весит больше, чем на самом деле – словно в нем спрятан труп Алисии. Выйдя через заднюю дверь, он положил ковер на заднее сиденье машины. Сидней отметил, что даже пустой ковер был не так уж легок, а с телом внутри он едва ли смог его нести. Нужно будет запомнить это для следующей книги. Сидней оглянулся по сторонам. Никого. Никого, если не считать нескольких чирикающих птичек. Окна миссис Лилибэнкс были темными. Он тронулся с места. Лес, который он выбрал, находился в десяти километрах отсюда. Свернув с фрамлингемской дороги, Сидней поехал другой, очень прямой, обсаженной по обеим сторонам высокими деревьями, сразу за которыми начинался лес. Ни одна машина не обогнала его, и лишь навстречу попался один грузовик. Наконец Сидней остановился опушке с левой стороны дороги.

Вытащив вилы, он шагнул в лес. Пройдя метров пятьдесят, нашел крохотную лужайку, на которой не было ни единого дерева, лишь редкая трава. Он начал копать от самого ее края. Это оказалось очень медленным и трудным занятием, даже несмотря на то, что почва была мягкой, и Сидней пожалел, что не захватил с собой лопату. С большим удовольствием он бы сложил свернутый ковер пополам и слегка присыпал бы его землей, но он заставил себя выкопать длинную яму, словно ему нужно было скрыть в ней настоящее тело. Яма получилась больше метра глубиной. Когда мимо проходила какая-нибудь машина, – их было всего три – Сидней не видел ни одной сквозь густую листву, слышал только шум мотора. Из этого он заключил, что никто не сможет увидеть и его самого. Выкопав могилу почти нужной глубины, он вернулся к