всегда будет появляться другая. Чарльз снимет скворечню, и она окажется пустой. А потом Эдит увидит зверька в доме, и кошка снова поймает его. Нет, им с Чарльзом уже никогда не отделаться от зверька.

— Я думаю, она сама нашла дорогу сюда. Надо же, целых две мили, — улыбнулся Чарльз.

Эдит сжала зубы, чтобы не закричать.

Она настолько была уверена, что получит это место, что, не смущаясь, приехала в Вестчестер с чемоданом. Сидя в гостиной дома Кристиансенов в удобном кресле, она сосредоточенно отвечала на их вопросы. Ей исполнился всего двадцать один, но в своем жакете цвете морской волны и берете она выглядела значительно моложе.

— Вам раньше приходилось работать гувернанткой? — спросил мистер Кристиансен. Он сидел рядом женой на диване, сцепив пальцы и опираясь локтями на колени, обтянутые брюками из серой фланели. — Я хочу спросить: есть ли у вас рекомендации?

— Последние семь месяцев я работала горничной у миссис Дуайт Хоуэлл в Нью-Йорке. — Люсиль взглянула на него, и глаза ее внезапно расширились. — Если хотите, я могу попросить рекомендации у нее… Но когда сегодня утром я увидела ваше объявление, я не стала ждать. Я всегда мечтала устроиться в доме, где есть дети.

Энтузиазм девушки вызвал невольную улыбку у миссис Кристиансен. Взяв с кофейного столика серебряную шкатулку, она встала и спросила у девушки:

— Не хотите сигарету?

— Нет, благодарю вас. Я не курю.

— Ну что же, — проговорила миссис Кристиансен, закуривая, — можно было бы, конечно, позвонить туда, но мы с мужем больше привыкли полагаться на свои личные впечатления, чем на рекомендации… Что скажешь, Рональд? Ты ведь сам говорил, что хотел бы взять человека, который действительно любит детей.

Через пятнадцать минут Люсиль Смит стояла в отведенной ей комнате в домике для прислуги, расположенном позади особняка, и застегивала пояс своей новой белой униформы. Она чуть тронула губной помадой губы.

— Что ж, ты опять начинаешь все сначала, Люсиль, — обратилась она к своему отражению в зеркале. — Отныне тебя ждет счастливая, наполненная смыслом жизнь, и позабудь обо всем, что было раньше.

При этих словах ее глаза вновь широко распахнулись, словно опровергая сказанное. Когда она их так раскрывала, они делались похожи на материнские глаза, а мать была частью того мира, который Люсиль должна была забыть. Ей нужно избавиться от дурацкой привычки таращить глаза. К тому же это придавало ей вид удивленный и неуверенный, что никуда не годится, если работаешь с детьми. Рука у нее дрогнула, когда она ставила помаду на место. Глядя в зеркало, она постаралась придать лицу подобающее выражение и расправила накрахмаленный форменный передник. Ей необходимо всего лишь не забыть о кое-каких пустяках вроде вытаращенных глаз да нескольких действительно глупых привычках: не нужно жечь в пепельнице обрывки бумаги, нельзя забывать о времени — это свойственно многим, но она-то должна все время помнить, что ей так делать не полагается. Со временем это будет получаться само собой. Ведь она абсолютно такая же, как все (разве психиатр не говорил ей об этом?), другие вообще никогда даже не задумываются о такой ерунде.

Пройдясь по комнате, Люсиль присела на стул, стоявший у окна с голубыми занавесками, и посмотрела на сад и лужайку, отделявшие домик для прислуги от большого дома. Двор был скорее длинный, чем широкий, с круглым фонтаном в центре и двумя вымощенными камнем дорожками, вьющимися в траве изогнутым крестом. То тут, то там — под деревьями, в беседке — белели скамейки, выполненные, казалось, из ажурного кружева. Какой чудесный дворик!

А дом! Именно о таком она и мечтала. Белый двухэтажный дом с темно-красными ставнями, дубовыми дверями с медными молоточками и засовами, которые открываются, если нажать на них большим пальцем… Да еще широкие лужайки, тополя, густые и высокие, так что сквозь них трудно что-нибудь разглядеть. Невозможно поверить и даже просто предположить, что где-то там за ними есть еще один дом… Иссеченный струями дождя дом миссис Хоуэлл в Нью-Йорке, с его гранитными колоннами и изяществом украшений, подумала вдруг Люсиль, был похож на окаменевший свадебный пирог, застрявший среди таких же каменных пирогов.

Она порывисто встала. Дом Кристиансенов был цветущим, дружелюбным и живым! И в нем были дети! Слава Богу, в нем были дети! А она до сих пор их еще не видела…

Сбежав по лестнице, Люсиль пересекла двор по дорожке, начинавшейся у самой двери, и лишь на несколько мгновений задержалась, чтобы взглянуть на пухленького фавна, из свирели которого струилась вода, падая в выложенный камнем пруд. Сколько там Кристиансены обещали ей платить? Она не помнила, да ей и было все едино. Она и даром бы согласилась работать, лишь бы жить в таком месте.

Миссис Кристиансен отвела ее наверх в детскую. Она открыла дверь. Стены комнаты были украшены яркими картинками на сельскую тему: танцующие крестьяне, резвящиеся животные, причудливо изогнутые цветущие деревья. В комнате стояли две совершенно одинаковые кровати из темно-золотистого дуба, а пол был покрыт желтым, без единого пятнышка линолеумом.

В углу комнаты, среди разбросанных цветных мелков и книжек-раскрасок, на полу играли двое детей.

— Дети, это ваша новая няня. Ее зовут Люсиль.

Малыш встал.

— Здравствуйте, — произнес он, с важным видом протянув ей испачканную мелом руку.

Люсиль пожала ее и, наклонив голову, тоже поздоровалась с ним.

— А это Элоиза, — сказала миссис Кристиансен, подводя к Люсиль младшего ребенка.

Элоиза подняла голову, внимательно посмотрела на стоявшую перед ней девушку в белом костюме и проговорила:

— Здравствуйте!

— Ники девять, а Элоизе шесть, — пояснила миссис Кристиансен.

— Ясно, — проговорила Люсиль.

Она обратила внимание, что у обоих детей были светлые, рыжеватые волосы, точь-в-точь как у их отца. На обоих были голубые комбинезоны, надетые на голое тело, под бретельками темнели коричневые от загара спины и плечи. Люсиль просто глаз не могла от них отвести. Это были идеальные дети из идеального дома, который ей представлялся в мечтах. Они смотрели на нее дружелюбно, в из взглядах не было недоверия или враждебности. Только любовь и какое-то чисто детское любопытство.

— …большинство действительно предпочитает жить подальше от города. — Оказывается, миссис Кристиансен о чем-то в это время с ней говорила.

— О да… да, конечно, мэм. Здесь так чудесно — гораздо лучше, чем в городе.

Миссис Кристиансен гладила волосы девочки с нежностью, растрогавшей Люсиль.

— Им как раз пора обедать, — сказала она. — Вы, Люсиль, будете есть здесь, наверху. Кстати, что вы предпочитаете, чай, кофе или молоко?

— Если можно, кофе.

— Отлично, Лизабет поднимется сюда с обедом через несколько минут. — Она помедлила, задержавшись в дверях. — Скажите, Люсиль, вас ничто не беспокоит? — спросила она, понизив голос.

— О нет, мэм.

— Ну и отлично, для этого и нет никаких причин. — Казалось, она хотела еще что-то добавить, но,