И что, последовать совету Марри, сказать, что я их отсылаю? Сомневаюсь, что они поймут, почему я позвонила в службу опеки и попросила определиться с их дальнейшей судьбой.
Флора начинает ерзать на заднем сиденье.
— Потерпи, милая, — громко говорю я, и в зеркале мелькают руки Алекса, который переводит ей мои слова.
Мы въезжаем на замощенный булыжником двор, успевший зарасти грязью с тех пор, как заболела мама. У меня нет ни времени, ни сил, ни желания взваливать на себя еще и заботы о ферме. Я торможу и едва не вскрикиваю, увидев, как из задней двери выходит Марри. Возмутительно, что он думает, будто может приходить сюда и уходить, когда вздумается.
Он направляется к машине.
— Я помню, где Мэри прячет запасные ключи, — извиняется он, уловив мое раздражение.
— Я не хочу, чтобы ты меня опекал, Марри!
Сама не возьму в толк, откуда столько злости в моем голосе, но поделать с собой ничего не могу. Я закрываю машину, дети гуськом тянутся к дому. О черт, их же нужно покормить, а я не знаю, что у нас есть из продуктов. В магазине я не была уже очень давно.
Марри тут как тут, берет меня за руки. Я морщусь. Запястья болят после инцидента с Грэдином.
— Скоро появятся новости.
Я замираю.
— Вот как?
— Служба уголовного надзора требует пересмотра свидетельских показаний. Похоже, они сомневаются в убедительности доказательств.
— Пойдем внутрь, — говорю я, стараясь сохранять спокойствие.
Отсылаю Алекса и Флору в гостиную, чувствуя себя преступницей, там наверняка холод собачий, а из развлечений только DVD-плеер с одним-единственным диском.
Марри опускается на корточки у камина, помешивает угли, подбрасывает еще.
— Проще говоря, прежде чем передать дело в суд, они там рассматривают два главных пункта. Во- первых, необходимо удостовериться в том, что надежных свидетельств достаточно, чтобы признать человека виновным. Иск отзывается, если доказательств недостаточно или они неубедительны.
— Каким бы серьезным ни было дело?
Марри кивает:
— Да. Во-вторых, государственный прокурор должен решить, требуют ли интересы общества рассмотрения дела в суде. К сожалению, против Карлайла много улик, и поэтому ответ на этот вопрос будет утвердительным. Но если доказательства не так сильны, как мы думали раньше, есть шанс, пусть крошечный, что иск отзовут. Во всяком случае, его освободят под залог.
И тогда моя жизнь хотя бы частично вернется в нормальное русло.
— Разве так можно? Сначала его арестовали, а потом внезапно решили, что он ни в чем не виноват?
— Ты не так поняла. — По лицу Марри видно, что он не хочет объяснять. — Служба должна решить, насколько надежна информация…
— У них есть свидетели?
Марри отводит глаза. В кухню вбегает Флора, которой прискучил телевизор, и он подхватывает дочь на руки.
— Все не так просто, Джулия. — Он корчит Флоре гримасу, словно не желая говорить в ее присутствии.
— Марри, она тебя не слышит. Господи, просто скажи, что известно полиции?
Он долго молчит, а затем обрушивает на меня:
— Полицейские считают, что Дэвид… был в связи с Грейс Коваттой. У них есть показания свидетелей, а также запись одной из городских камер, на которой видно, что они вместе в его машине и… — Он осекается.
— И? — гневно требую я.
Комната перед глазами плывет. Что все это значит? Бога ради, что все это значит?!
— Почему ты раньше молчал? — шепотом спрашиваю я и тут же кричу в голос: — И что с того, что Грейс была в его машине? Я сама не раз подвозила ее. Это не значит, что я на нее напала.
— Поэтому я и говорю о шаткости улик. Остальные не лучше. Не волнуйся. Если полиция не найдет других, более веских доказательств, обвинение против Дэвида отправится в мусорную корзину.
— Это все, что тебе известно?
— Да, это все.
Марри подкидывает Флору, притворяясь, будто сейчас ее уронит. Дочь восторженно визжит.
— Джулия, обвинение серьезно, и последствия тоже будут серьезными. Ты даже не представляешь, что можешь услышать.
Он прав, хотя мне не хочется этого признавать. Меня засосало в воронку времени: я все еще сижу в доме Дэвида и жду, когда он вернется, чтобы мы продолжили с того места, где остановились. Вот бы перемотать пленку до того момента, как прибыли Эд с помощниками.
— Надо убраться, — медленно говорю я, словно в этом решение всех проблем.
— Убраться? Ты о чем? — Марри не смотрит на меня. Они с Флорой носятся вокруг стола, она убегает, а он ловит.
Я угрожающе свожу брови, посылая дочери предупреждение.
— На кухне у Дэвида осталась грязная посуда. Сколько уже дней прошло. Надо сходить туда, убраться.
Почему-то мне невыносима мысль о грязных тарелках, что плесневеют в доме Дэвида. Не хочу, чтобы он вернулся в дом, где царит кавардак, и понял, что никому нет до него дела.
— Джулия, ты сошла с ума. О чем ты думаешь? Какая посуда? Возможно, полиция присматривает за домом. Но если и не так, ты что, собираешься взломать дверь?
— Нет, балбес. — Я беру со стула свою сумку. — Я собираюсь открыть ее вот этими ключами.
В следующее мгновение Марри вырывает у меня ключи и выскакивает во двор.
Марри
Времени прошло немало, а здесь все еще пахнет уютом и вкусной едой. Может, у меня слишком буйное воображение, но я улавливаю в затхлом воздухе аромат розмарина, жареного мяса и… сдерживаемого желания. На столе бокалы с остатками вина. Очень кстати.
Занавески задернуты, на улице совсем темно, но я не собираюсь включать свет. Пускать в ход фонарик и то рискованно. Если меня поймают, то снимут с дела Карлайла. Как снять адвоката с дерева? Перерезать веревку. Я мельком думаю о Шейле, вот уж она обрадовалась бы, узнай, что я незаконно проник в дом клиента.
Мне нужно знать, что скрывает доктор Добряк. Одно дело — вытащить его из тюрьмы. Сохраню работу и докажу Джулии, что я не безнадежен. Но это вовсе не будет означать, что он невиновен. Нужно быть готовым к худшему. Я не хочу, чтобы этот тип вертелся рядом с моей женой и детьми. Все-таки странно, что у дома не выставили охрану. Должно быть, люди Эда все здесь уже осмотрели, а тратиться и выставлять пост у дома, расположенного на отшибе, полиция не сочла нужным. Ну что ж, мне это только на руку.
Начать я решил с главного. Со спальни. Хочу знать, как далеко они зашли.
